– Ты мне не мать родная, чтобы морали читать, – оборвала ее Киш. – Сама знаю, что делать.
Ее глаза яростно сверкнули. У Женевы сильнее сжалось сердце: вспомнилось, как лицо Киш исказила такая же ярость, когда та вступилась за нее на улице против банды девчонок из квартала то ли Делано, то ли Сент-Николас.
«А ну-ка навалим ей! Давай, прессуй эту сучку!»
Киш приглушенно добавила:
– Понимаешь, он говорит, чтобы я больше с тобой не дружила.
– Ты станешь…
– Кевин сказал, что ты плохо с ним обошлась в школе.
– Плохо обошлась?! – У нее вырвался ехидный смешок. – Он хотел, чтобы я ему сливала ответы.
– Я сразу ему сказала, что мы с тобой друг друга не первый день знаем. Но он и слышать об этом не хочет. Велел больше с тобой не видеться.
– Стало быть, ты выбираешь его? – спросила Женева.
– Выбора-то у меня и нет. – Ее большая подружка потупила взор. – Я не могу принять твой подарок. Держи.
Она сунула цепочку Женеве так, словно серебро жгло ей руку, как горячая сковородка. Цепочка упала и осталась лежать на грязном асфальте.
– Киш! Ну не надо! Пожалуйста!
Женева протянула руки, чтобы ее удержать, но поймала только холодный осенний воздух.
Спустя десять дней после встречи с президентом «Сэнфорд-банк» Грегори Хэнсоном и его адвокатом Линкольн Райм разговаривал по телефону с Роном Пуласки, который пока оставался на больничном, но рассчитывал примерно через месяц вернуться в строй. К парню постепенно возвращалась память, и он помогал дополнять дело показаниями против Томпсона Бойда.
– Так вы идете на хэллоуинскую вечеринку? – спросил Пуласки, осекся и быстро добавил: – Ну, или как там?
Последняя оговорка, видимо, была призвана сгладить бестактность, возникавшую из предположения, что паралитик вообще может посещать вечеринки.
Райм, однако, избавил его от угрызений, сказав:
– Да, иду. Наряжусь Гленном Каннингэмом.[16]
Сакс фыркнула, сдерживая смешок.
– В самом деле? – сказал новобранец. – А-а… э-э… кто он такой?
– Патрульный, почему бы тебе самому не навести справки?
– Да, сэр, так точно.
Райм дал отбой и уставился на доску с таблицей, в самом верху которой скотчем была прилеплена карта из колоды таро – «Повешенный».
Он по-прежнему на нее смотрел, когда раздался дверной звонок.
Наверняка Лон Селлитто. Ему пора было уже возвращаться с очередного сеанса у психолога. Лейтенант перестал растирать призрачное пятнышко крови у себя на лице и выхватывать револьвер а-ля Билли Кид. Райм так и не получил вразумительных объяснений. Он пробовал расспросить Сакс, однако та либо ничего не знала, либо не хотела рассказывать. Ну и ладно. По твердому убеждению самого Линкольна, иногда все подробности знать вовсе не обязательно.