Я услышала стук в дверь и открыла ее, чтобы принять поднос с едой от одного из служащих. Я поблагодарила его и закрыла дверь, выждав, пока затихнут его шаги. Потом я снова отворила дверь и осторожно вышла с подносом. Когда я убедилась, что все спокойно, я поспешила дальше по коридору к выходу.
– Я наелся, – объявил Джимми и взглянул на меня. – Одно здесь хорошо – это прекрасная еда, верно? – Он вздохнул. – Но я чувствую себя здесь словно курица в корзинке, Дон. Я не могу больше здесь оставаться.
– Я понимаю, – печально сказала я и потупилась. – Джимми, почему я не могу отправиться с тобой?
– Что?
– Ах, Джимми. Мне не нужна ни прекрасная еда, ни это парк. Мне нет дела до того, какое важное место занимает моя семья в здешнем обществе, что люди считают этот отель замечательным. Я лучше пойду с тобой и буду бедной, но стану жить с людьми, которых люблю. Родственники папы и мамы не узнают ни о чем, если мы им не расскажем. Мы скажем им о смерти мамы и придумаем другую причину, почему папа оказался в тюрьме.
– Ох, не знаю, Дон…
– Пожалуйста, Джимми. Я не могу оставаться здесь.
– О, я думаю, что все складывается для тебя лучше, много лучше, чем будет в Джорджии. Кроме того, я говорил тебе, если ты убежишь со мной, они определенно пошлют кого-то за нами, и нас наверняка поймают.
Я кивнула и посмотрела в его нежные, сочувствующие глаза.
– Разве все это не кажется иногда одним длинным, ужасным кошмаром, Джимми? Разве ты не надеешься, что проснешься и все это окажется лишь ужасным сном? Может быть, если мы сильнее будем желать этого… – Я закрыла глаза. – Я бы желала забыть все плохое, что произошло с нами, и перенестись в волшебное место, где могли бы исполниться наши самые тайные мечты, в место, где ничто уродливое или грязное не могло бы коснуться нас.
– И я тоже, Дон, – прошептал он. Он наклонился ко мне, и я почувствовала его дыхание на моих губах раньше, чем его губы. Мы целовались, тело мое расслабилось. Я подумала, что было бы справедливо, если бы именно Джимми был тем, кто привел бы меня из девичьей невинности в женский мир. Я всегда чувствовала себя с ним в безопасности, где бы мы ни были, чтобы ни делали. Он заботился обо мне, мое спокойствие и счастье были всегда важны для него. Трагедия и горести связали нас вместе как брата и сестру, и теперь было бы справедливо, если бы судьба связала нас и романтической любовью.
Но Филип украл то очарование, которое приходит, когда девушка добровольно снимает вуаль своей невинности и вступает в зрелость рука об руку с тем, кого она любит и кто любит ее. Я чувствовала себя опозоренной, оскверненной, испорченной.