– Что случилось? – спрашивает девушка. – Что такое?
Рудольф не удостаивает ее ответом, а сразу же обрушивается на маленького доктора:
– Вы мерзавец! Держите свои склянки у всех на виду, нас с моей кузиной чуть не отравили вашими дрянными ядами!
– Это не яд, – протестует маленький доктор, – а всего лишь снотворное, очень хорошее снотворное.
– Кому вы его давали?
– Никому, клянусь вам! Его украли!
– Допустим, я вам верю, – неохотно прорычал Рудольф. – Но кто…
Он обернулся к Амалии, которая, сидя в постели, яростно терла кулаками глаза, и заговорил с ней по-немецки:
– Простите, кузина, за этот бедлам. Вы… как вы себя чувствуете?
– Хорошо, – сказала Амалия, удивленно вскидывая тонкие высокие брови. – А в чем дело, собственно? И почему, – она наморщила носик, – так несет жжеными перьями?
– Это я, – объяснила миссис Рейнольдс, – пыталась привести вас в чувство.
– Нас с вами, – горько сказал Рудольф, – усыпили дрянью, которую этот… – он так сверкнул глазами на маленького доктора, что тот почел за благо исчезнуть поскорее из каюты, – …сеньор возит с собой. Меня еле-еле добудились в одиннадцать, а вы… Я уж боялся, что вы никогда не проснетесь.
Амалия подскочила на месте.
– Картина! – простонала она.
Рудольф поник головой.
– Именно картина, – признался он. Горькие складки легли у его губ. – «Леда» похищена.
– А… а… – Амалия с удивительным проворством сбросила одеяло и, как была, в ночной рубашке спрыгнула с постели.
Она сразу же заметила, что в ее вещах кто-то рылся. Холсты были извлечены из футляра и перепутаны: Грез закатился за комод, «Одалиска» лежала на ковре лицевой стороной вниз. Амалия подобрала ее, достала из-за комода упавший туда холст и пересчитала имеющиеся в наличии картины. Боттичелли… Арчимбольдо… Портрет Валерии Висконти… Картина Себастьяна Секунда по-прежнему висела на стене, но маленький портрет женщины работы Тициана с подписью художника исчез бесследно. Амалия побледнела.
– Кузен, у меня украли Тициана, – хрипло сказала она.
– Не плачьте, – попросил Рудольф. – Рафаэля они не нашли, и я с радостью отдам его вам.
– Боже! Голая женщина! – заголосила миссис Рейнольдс, только что увидевшая «Одалиску». – Какое бесстыдство!
– Это не женщина, мадам, а картина, – с достоинством отозвалась Амалия.
– Чудовищно! – взвыла гадалка. – Совсем без одежды, совсем! Невероятно!
Рудольф сделал пальцами такое движение, словно намеревался схватить почтенную австралийку за горло. Амалия поняла, что необходимо срочно вмешаться.
– Мы с кузеном, – объяснила она серьезно, – собираем копии знаменитых картин. Эту зовут «Ева», оригинал кисти Караваджо стоит восемьдесят пять тысяч фунтов и находится в галерее ее величества королевы Виктории.