Заложив руки за спину, он встал на коврике возле камина и взглянул на Кэтрин из-под полуопущенных век.
– Как вы предпочитаете провести сегодняшний день? Отправиться в зоологический сад или посетить «камеру обскура»?
Кэтрин взяла шляпку, водрузила ее на голову и, взглянув в одно из множества висевших здесь зеркал в роскошных рамах, решила, что совершенно не подходит к этой обстановке. Она подумала, что, явившись сюда, сделала глупость и приуныла. Лучше уж было одной отправиться к мистеру Бизли. Она обернулась к Седрику, не в силах скрыть правды.
– Я была бы рада пойти куда угодно, но мне не стоит показываться на улице вместе с вами. Взгляните на меня! Я же просто ужасно одета!
Седрик пришел в восторг. Для него даже в этом нелепом платье она была игрушкой – юная, свежая и неискушенная! Он, всегда окруженный такими дамами, которые и помыслить не могли о подобном целомудрии, был очарован. Какое счастье, что удалось вырвать ее из кельи викария! Кэтрин создана для иной жизни. Взяв Кэтрин под руку, он повел ее на Куинз-Роуд в маленький уютный магазин. Здесь им предложили чашку чая.
В такое мгновение он наслаждался своей ролью опекуна, хотя прекрасно сознавал, что она может затянуться и даже положить конец нынешней интрижке с актрисой и даже продолжительной, перемежавшейся то ссорами, то примирениями, связи с супругой одного известного политика. В какой-то момент он едва не пожалел о своем порыве и утраченной свободе, но уже следующий взгляд на Кэтрин развеял в прах эти малодушные соображения. Она была прелестна, и он не пожалеет о потраченном времени.
– Мое дорогое дитя, вам не следует недооценивать себя, – ослепительно улыбнулся он Кэтрин. – В вашем наряде нет ничего ужасного. И я польщен оказанной мне честью стать вашим гидом. А теперь вернемся домой, вы освежитесь перед ланчем, и мы отправимся в город.
Он дернул за шнурок колокольчика, и в комнате для гостей возникла горничная. Миловидная, бойкая девушка – ведь, как известно, горничные все до одной миловидны, – она тут же предложила распаковать багаж Кэтрин, но та стеснялась своего потрепанного саквояжа и его жалкого содержимого. «Я словно бедная родственница», – подумала Кэтрин, снова оставшись одна, и вошла в просторную ванную. Здесь были и расписанный цветами рукомойник, и уборная, и массивная ванна с ножками в виде птичьих лап, с золочеными кранами, из которых шла и холодная, и горячая вода.
Она осторожно исследовала всю эту роскошь, но вымыла лишь лицо и руки. «Интересно, смогу ли я принять вечером ванну, – зачарованно размышляла она. – Надеюсь, дядя мне позволит ею воспользоваться».