– Неудивительно, что вы так чудесно поладили с моей мамой, – съязвила я, эти слова его как будто даже порадовали. – Она никогда не принимает серьезно свой возраст.
Все-таки нельзя не заметить, что женщины в его руках чувствуют себя принцессами. Он был настолько грациозен, что большинство гостей перестали танцевать и наблюдали за нами. И среди всех этих светящихся лиц, наблюдающих за нами, резко выделялось мрачное лицо матери, на котором были отражены ревность и разочарование. Музыка стихла, и нам зааплодировали.
– Благодарю вас, – улыбнулся Бронсон.
– Спасибо, – сказала я и поспешила к Джимми, который выглядел покинутым.
Ах, скорей бы вырваться отсюда, скорей бы наступил медовый месяц!
Тут Сисси подвела к нам малышку, мы взяли ее на танцевальную площадку, и она имела возможность потанцевать вместе со всеми. Вернулся Филип; он сообщил мне, что Рэндольф уснул на софе в своем кабинете.
– Может быть, это к лучшему, – ответила я.
В этот момент оркестр перестал играть и к микрофону вновь подошел дирижер:
– Дамы и господа! Большинство присутствующих знает, что наша прекрасная невеста, кроме всего прочего, является одаренной певицей. Очень просим ее выйти на сцену и исполнить что-нибудь в честь своей свадьбы.
– О! Нет! – воскликнула я, но вскоре уступила настойчивым просьбам гостей.
– Иди, – сказал Джимми.
– Да, покажи им, на что способны студенты школы имени Сары Бернар, – подбодрила меня Триша.
Поднявшись на сцену, я вспомнила любимую песню мамы Лонгчэмп; оркестранты, к моему удивлению, тоже ее знали. И вот первые слова этой песни раздались здесь, лица людей оживились. Какая благодарная это была публика! Люди словно подпевали про себя тихонько. Как только песня закончилась, раздался шквал аплодисментов.
Я взглянула на Джимми, он явно мной гордился, рядом с ним стоял Бронсон Алькот и улыбался мне, мать принимала поздравления.
Принесли свадебный торт, и мы с Джимми долго трудились, разрезая его, как того требовала традиция.
Под дружные аплодисменты гостей свадебный торт был разнесен официантами по всему залу.
Торжество окончилось, и я была этому даже рада: столько впечатлений, переживаний вместил в себя долгий день; я так утомилась. Мать, казалось, обладает неистощимой энергией, хотя в другие дни она уставала от затянувшейся беседы или небольшой прогулки. Она перекидывалась последними фразами с отъезжающими гостями, те прощались и исчезали; видимо, ей хотелось задержать веселье.
– Но еще так рано, – говорила она, – зачем торопиться?
– Ах, нам все-таки уже пора, – отвечал очередной гость, покидая ее.