День, на который было назначено слушание, выдался серым, прохладным. Неслышными шагами подкралась осень. Гомон птиц, звучащий в последние дни перед их отлетом в теплые края, был невыносимым, и мне хотелось нестись по небу за теплом и солнцем вслед за неугомонной птичьей братией. Тяжелые облака наливались зловещим свинцом, в своих шалостях ветер потерял чувство меры. Листья напоминали сморщенные лица тибетских долгожителей, потоки воздуха срывали их и кружили в безумном танце, бросали на землю, покрывали ее широкими желто-багряными мазками.
Мистер Апдайк встретил нас в вестибюле. Несмотря на почтенный возраст, а было ему около семидесяти, в нем чувствовались власть и сила, он выглядел гораздо моложе своих лет. Копна седых вьющихся волос, локоны, спадающие на высокий лоб, дополняли его строгий облик. Он стоял, широко расправив мощные плечи, весь его вид, металл в голосе восстановили мои силы и уверенность в себе. Мистер Апдайк твердо пожал руку Джимми и лаконично изложил план защиты наших интересов.
– Просто сидите и слушайте, пока судья Пауэль не начнет задавать вам вопросы.
Я кивнула. Моему взору предстала чета Комптонов, входящая в здание суда вместе с адвокатом. Санфорд держал Патрицию под руку как человека, еще не оправившегося от тяжелой болезни, в руках она сжимала неизменный кружевной платочек. Как только ее мутные глаза остановились на нас, на лице Патриции отразился ужас. Я не смогла оставаться равнодушной, и ледяная дрожь прокатилась у меня по телу.
Семейным адвокатом Комптонов был человечек смехотворного роста с на редкость безобразной внешностью и хрупким телосложением, дисгармонирующим с шикарным баритоном, что я, как человек, имевший некоторое отношение к музыке, не могла не заметить. Звали его Феликс Грамберг, в тот момент, когда он начал говорить, мне показалось, что все безнадежно.
Мы собрались в здании суда, на втором этаже большого офиса. Мраморные полы так же сочетались с книжными полками, до упора забитыми томами по юриспруденции, как мороженое с горчицей. Вся стена за большим судейским столом темного дуба была увешана фотографиями с изображениями судьи Пауэля, пожимающего руки всевозможным политическим деятелям и даже президенту Гваделупы.
Все это придавало действу дух торжественной церемонии. Громкий разговор казался здесь крайне неуместным.
Мы с Комптонами расположились в противоположных сторонах зала, адвокаты же разместились в кожаных креслах поближе к трибуне. Мистер Комптон старался принципиально не смотреть в нашу сторону, а его жена время от времени поднимала на меня свои рыбьи глазки.