Про виллу в Швейцарии она не стала больше говорить, потому что была там очень давно, когда они только оформляли покупку, и единственное, что она помнила твердо, — это то, что вилла сдавалась в аренду какой-то фирме. Видела Юлия свое хозяйство всего один раз и представляла его себе теперь очень смутно. Алексей тогда взял у нее оба паспорта — российский и заграничный, потом она съездила на три дня в Женеву, подписала документы, и только. В голове всплыло неясное воспоминание, что среди бумаг была и доверенность на Алексея, чтобы он мог оформлять все операции с этой виллой. Может быть, уже и нет в природе этого женевского дома? Но как теперь проверить? Она однажды спросила мужа о судьбе той виллы, но он отшутился: "Многия знания — многия печали", и она подумала тогда, что муж у нее заботливый, и нечего лезть, куда тебя не просят.
Теперь она припомнила также, что в начале 90-х, в ажиотаже первых финансовых успехов, они открыли с Алексеем какой-то счет все там же, в Женеве. Первоначальный их взнос был двадцать тысяч долларов. Юлия вынула эти деньги из отцовского наследства и открыла счет на двоих. Потом, когда она поинтересовалась, что сталось с этими деньгами, Алексей сказал, что счет пришлось закрыть, а деньги эти они уже давно прожили. И вообще, в трудные времена в семье деньги должны быть общие. С последним, кстати, она согласилась и не упоминала больше о том счете.
Итак, на сегодня концов заграничного имущества было не сыскать. Оставалось разобраться с московской частью. Ее беспокоило то, что предприимчивая Светлана отнимет у ее детей и квартиру, и загородный дом. Хотя после приватизации квартира принадлежала мужу, ей и детям в равных долях, и это хоть немного успокаивало. А вот с домом в Чивереве, в который она вложила много сил, средств и времени, с этой частью ее души, придется, видно, распрощаться навсегда. В любом случае от нее, Юлии, уже ничего не зависит. И, отметя все болезненные сомнения, она легла в больницу. И до конца сентября не покидала стен лечебного заведения.
Раза два ее навещали дети, регулярно заходил Геннадий Егоров. Ее девизом стало: не драматизировать, не накручивать себя и ничего не усугублять! Лечение было мучительным, и Юлия утратила, как ей стало казаться, вкус к жизни. Ко времени выписки из больницы она сняла маленькую, только что отремонтированную квартирку со всей необходимой мебелью в привычном для себя районе — на другой стороне Кутузовского проспекта. Геннадий помог ей перевезти чемоданы и устроиться. Целый месяц Юлия выходила из дома только при необходимости — в продуктовый магазин или в клинику.