Егор молчал. Ну вот! Похоже, он действительно где—то в Восточных округах и где—то рядом Гдатск, тот человек… Старуха, получается, была права, а он, глупец… Что делать?
Старик понял молчание гостя по—своему.
— Приказано! — повторил он задумчиво. — Радости, конечно, мало, зато служба почетная. Да я и сам по молодым годам хотел к вам податься. Не взяли. Сказали: нет в тебе становой жилы; ленив, нерасторопен. Да… Так оно и вышло.
Старик встал со скамейки, развел руками и с неподдельной горечью сказал:
— Глянь, что нажил. Ничего! Гол как сокол.
Помолчав, но так и не дождавшись ответа, он успокоился и опять заговорил торопливо, заученно:
— А вы не извольте гневаться. Ведь что я дома сижу, так на то и зима. Зимой какая работа, зимой скотина по дворам. Я, как во всех бумагах прописано, читали ведь, здешний пастух. Летом в поле, зимой — на печь, и сплю как медведь. Уж такая натура, куда от нее?!
И тут вдруг резко, вдруг, с грохотом — настежь распахнулась входная дверь. На пороге показались бравые молодцы в черных шинелях и с тяжелыми длинноствольными ружьями наперевес. Человек шесть. Пластуны. СОО.
— Стоять! — заорал один из них, первым заходя в горницу.
Егор вскочил, схватился за карман… да передумал, поднял вверх руки и застыл.
В избу вошел еще один пластун — но не с погонами, а в эполетах. Шинель на нем была добротная; бобровый воротник…
— Гражданин обер—вахмистр! — один из молодцов вскинул руку к фуражке и лихо козырнул.
— Сам вижу! — перебил его вошедший.
Затем он вышел на середину избы, с улыбкой посмотрел на старика и четко, с расстановкой сказал:
— Ну, дед, доигрался. И пойдешь ты теперь к бабке—покойнице. Михайла!
В избу втолкнули крепкого еще мужика в армяке и высоких городских сапогах. Мужик, насупясь, старался ни на кого не смотреть. Старик повернулся к нему и сказал:
— До лета ты доживешь.
Михайлу эти слова не задели, зато обер—вахмистр выкрикнул:
— Оба! К стене!
Старик, а за ним и Егор послушно подошли к стене и стали к ней лицом. Старик уже начал было поднимать руки, но тут Михайла сказал:
— Гражданин обер—вахмистр, здесь.
— Да? К другой!
Старик и Егор перешли к другой стене и встали, опираясь на нее поднятыми руками.
— Давай! — приказал обер—вахмистр.
Пластуны, помогая себе ружьями, принялись отдирать доски, которыми была обшита стена… и на пол посыпались игрушки; новенькие, только что из—под ножа — лошадки, медведи, барыни, гусары. Пластуны топтали игрушки сапогами, рубили саблями — деловито, основательно, в полном молчании. Когда же все найденное было порублено в мелкий щеп, обер—вахмистр, кивнув на соседнюю стену, спросил: