— Третьего дня часовой из острога ушел; ружье бросил, арестанты и разбежались. Говорят, будто это я его присушила. А как мне того пластуна показали, смеюсь! — тут она и впрямь тихо рассмеялась. — Рябой, тощий, маленький! Да что вы, говорю, я б на такого и не позарилась, мне войскового атамана подавай, толстого, бородатого! Я, говорю, и на вас бы, гражданин обер—вахмистр, глаз не положила б… — Лисавета замолчала, подобрала губы и посмотрела на Егора. — Вот если б кто помоложе в карауле стоял, они б нас вовек не поймали!..
И, подняв голову, посмотрела на окно. Там, на воле, давно была ночь. В черном небе время от времени мелькали едва приметные красноватые блики.
— Вишь, костер жгут, — сказала Лисавета. — Серебряные пули льют. Двенадцать штук. Говорят, что колдунью свинец не берет. Слышь, Егор!
Но Егор не ответил, он спал. Тогда Лисавета осторожно погладила ему ладонь и зашептала:
— Ну вот, спи, отдыхай. И слушай, что я тебе скажу…
Вдруг она встрепенулась и снова посмотрела на окно.
— Кто там? — спросила настороженно. — Чего тебе надо?
Никто не ответил. Лисавета недобро улыбнулась, поправила волосы и сказала:
— Интересная, да? Так давай, полезай. Я караульным глаза отведу… Что молчишь?
Подождав немного, она успокоилась и, поглаживая ладонь спящего Егора, едва слышно зашептала:
— Не знаю, как, но, чувствую, что ноги сами тебя вынесут. А там сосна на три вершины. Шапку снимешь, в левую руку возьмешь. И громко так, не бойся, скажешь: «Лисавета Иванна велела кланяться!» И все. Видишь, как просто, — и отпустила его руку. Подумала немного и сказала: — А мне самой так ничего не надо. Я все тебе отдам. Быть может, пригодится… Егор! Егорша!
Но Егор крепко спал. Лисавета поплотнее запахнулась в шубейку и задремала, еще ниже склонившись над спящим.
… Была еще ночь, когда Егор вдруг проснулся. Открыл глаза, прислушался — тихо. Тогда он сел и осмотрелся. Лисаветы нигде не было видно. Увели ее, что ли? Или она опять часовому глаза отвела? А что, с них, дураков, такое станется, везде им колдовство мерещится, чуть что — сразу: нечистое, нечистое! А сами они чистые? А мы? Дядя Игнат смеялся, говорил, мол де плевать на эту чистоту, какая чистота, откуда, когда мы все, в книжках читал небось, от обезьян рожденные, а СОО — от псов, а Земля — это шар, то есть большая пуля, а что от пули можно ждать хорошего?!
От пули! Егор вздрогнул, вновь прислушался. Да, вроде и действительно какой—то шум. Шум за окном. Егор поднялся, подошел к стене.
Там, высоко, за окном, протопали пластуны, затем послышался хриплый, заспанный голос обер—вахмистра: