— Ну, давайте, давайте быстрее! Запирай ворота!
Кованые сапоги дружно загремели по крыльцу. А потом…
— Ребятки, да что же вы делаете?! — робко взмолилась Лисавета.
Сошли с крыльца. Поволокли по снегу.
— Служивые! — заплакала Лисавета. — Ну хотя б до утра подождали! Гражданин обер—вахмистр!
— Молчи, колдунья! — было ей в ответ. — А вы давайте побыстрее! Быстрее, говорю, а не то рассветет! — торопил пластунов обер—вахмистр.
Лисавета зарыдала.
— Потап, а ну врежь ей как следует! — приказал обер—вахмистр.
Потап наверное врезал, и тогда Лисавета немо вскрикнула и замолчала…
А Егору вдруг стало невыносимо трудно дышать. Он понимал, что во дворе сейчас произойдет что—то страшное, а он… опустив руки, стоял под окном, смотрел на огненные блики на решетке и слышал, как там, наверху…
— Заряжай! Стройся! — зло командовал обер—вахмистр. — Целься! Выше бери, в голову!
Стало тихо, лишь Лисавета едва слышно всхлипывала. Ну а потом:
— Пли!
Грянул залп. Истошно закричала Лисавета, вслед за ней заорали пластуны, шарахнулись… Да что же там такое творится?!
— Держи ее! — кричал обер—вахмистр. — Держи! Пли! Пли!
Затрещала беспорядочная пальба. Пули впивались в бревна, топало множество ног, кричала Лисавета — совсем где—то рядом! Да вот и рука ее мелькнула в окне… И исчезла. И голос затих.
Егор оцепенел. Ему было жарко и страшно. Так что же теперь там, наверху?
Наверху было тихо. Потом Егор услышал, как к окну подошли несколько человек.
— Гражданин обер—вахмистр, дозвольте я! — после некоторого молчания вызвался кто—то из пластунов.
— Ну, попробуй, Потап.
— Тут пуля не возьмет, — стал рассуждать Потап. — Хоть серебряная, хоть золотая… Держи ее! Крепче! Уйдет ведь!
Послышалась глухая возня, потом опять стало тихо. Потап с напускным спокойствием продолжал:
— Тут резать надо. Вот хоть саблю дайте… Ага…
Свистнула сабля. Егор не удержался и упал — так, словно бы удар пришелся по нему.
— Да, точно, — деревянным голосом согласился обер—вахмистр, немного помолчал и добавил: — Ну, ты и зверь, Потап!
— Маленько есть, — согласился пластун и тотчас попросил: — Дозвольте огоньку!
От окна потянуло махрой. Егор осторожно провел ладонью по горлу… Нет—нет, показалось! Ни раны, ни крови. Вот только лоб горел, как в лихорадке. А там у них, наверху, обер—вахмистр, хмыкнув, сказал со злорадством:
— А руки—то дрожат! Дрожат!
— Так это от другого, с похмелья, — оправдался Потап.
— Ну, ладно, ладно, разговорчики! — прикрикнул обер—вахмистр. — Убрать!
И ушел. За ним пошли и остальные. И потащили по снегу что—то тяжелое.