Общественные удовольствия в Петербурге, стесненные при Павле, оживились с воцарением его преемника… Процветали комическая опера и водевиль… Частые маскарады чередовались с театральными представлениями… в течение поста ежедневно бывали духовные концерты. Гендель, Моцарг, Гайдн… В летнее время высшее общество не разъезжалось, император Александр жил летом в Каменноостровском дворце, а общество селилось по соседним островам. Устраивались часто общественные гуляния”.
В царствование Александра I город приобрел свои, уже узнаваемые нами, черты. В нем впервые в полный голос “зазвучала” необыкновенная гармония зданий, неба и воды. Строгий классицизм екатерининского Петербурга, “проглотив” мрачный павловский замок, слился с роскошным александровским ампиром и вместе с сияющими жемчужинами ушедшего века барокко образовал знаменитую каменную симфонию Петербурга.
“Надобно расстаться с Петербургом, — писал поэт Батюшков Б 1811 –м, — расстаться на некоторое время, надобно видеть древние столицы; ветхий Париж, закопченный Лондон, чтобы почувствовать цену Петербурга. Смотрите — какое единство! Как все части отвечают целому! Какая красота зданий, какой вкус и в целом какое разнообразие, происходящее от смешения воды со зданиями. Взгляните на решетку Летнего сада, которая отражается зеленью лип, вязов и дубов! Какая легкость и стройность в ее рисунке! ”
Кому же, как не Крылову, было любить знаменитую фельтеновскую решетку — баснописец частенько гуливал по аллеям Летнего сада, дремал в тени деревьев на скамье, да так однажды загулялся, что… остался в этом милом его сердцу саду навсегда, запечатленный в бронзе бароном П.К. Клодтом десятилетием позже…
Не забывая и о подушке на окне его дома, и о многочасовом дремании на лавочках Летнего сада, отдадим ему должное — при всей своей тучности Иван Андреевич был на редкость подвижен, он не пропускал ни одного сколько-нибудь значимого городского события, его часто видели на различных приемах и парадах, вспомним хотя бы знаменитую картину ГГ. Чернецова «Парад на Марсовом поле», где он стоит в толпе вместе с Жуковским, Пушкиным и Гнедичем. Крылов неизменно оказывался в самой гуще толпы, вместе со всеми ротозеями, но при этом столь же неизменно выделялся некой своей отстраненностью мудреца. Он, улыбаясь, вслушивался в народную речь, с налетом легкой иронии всматривался в окружающие его лица. Из его карманов вечно торчали обрывки бумаги, на которых он записывал услышанное выражение или сложившуюся строку очередной басни. Когда Иван Андреевич шествовал по Невскому проспекту на обед в Английский клуб (ныне кинотеатр “Баррикада”), десятки людей здоровались с ним — Крылов был не просто знаменитостью, он сам был важной частью этого города и знал его досконально. Он видел его в разное время года, с разных точек, а однажды даже хоть и с большим трудом, но забрался по лесам на самую вершину строящегося Александрийского столпа и, стоя там, все вглядывался в этот город, столь непохожий на другие русские города.