— Возьми взамен, — сказал я.
Кто-то подошел ко мне. Я повернулся и увидел одного из солдат, сержанта, судя по знакам различия. Это был уже немолодой человек с открытым честным лицом. Он казался встревоженным.
— Позволите присоединиться к вам и выпить, добрый господин? — спросил он. — В таком месте, как это, без хорошей компании нельзя. — Он кивнул в сторону, обращая мое внимание на сидящий в зале различный сброд.
— Спасибо за вашу любезность, — ответил я. — Но вообще-то я предпочел бы посидеть в одиночестве. Мне нужно… кое-что обдумать.
Он проницательно оглядел мой потрепанный наряд, сочувственно покачал головой.
— Надеюсь, никто не пострадал? — спросил он.
— Только моя гордость, сержант, — заверил я его. Подозвав хозяина, я сказал: — Выпивку этому достойному человеку. За мой счет. — Тут я как бы впервые почувствовал босыми ногами грубые доски пола. — И еще купи-ка мне обувь.
Хозяину это не понравилось. Он-то надеялся удержать у себя как можно больше от стоимости застежки.
— Тащи ему обувь! — рявкнул сержант. — И если я узнаю, что у юного господина тут были неприятности, ты лишишься лицензии.
Хозяин таверны выругался, но отправился в обувную лавку.
— Вы уверены, благородный господин, — сказал сержант, — что вам не будет лучше в нашей компании?
— Еще раз спасибо, — ответил я. — Но нет. Единственное, что меня утешит, это бренди и мои размышления.
Сержант ушел за столик к своим товарищам. Я схватил бокал с бренди, принесенный хозяином, и осушил его до дна. Жестом заказав еще один, я натянул какие-то кожаные обноски, что он притащил мне. Затем, самый несчастный, как все двадцатилетние неудовлетворенные влюбленные, я вернулся к выпивке, таращась в глубину выщербленного глиняного бокала и размышляя о моих грехах. Грехов насчитывалось легион, начиная с любовного напитка. Я обманул Мелину, ничего подобного не подозревавшую. В моем воображении всплыла ее нагая плоть. Но картина эта была уже не возбуждающей, а постыдной. Наступил момент, который хоть раз, но бывает в жизни каждого человека. У меня не было будущего. Я кончился. Я был жалким и обобранным, как какой-нибудь бедолага, обманутый базарными зазывалами, и довела меня до этого собственная страсть, так что я даже не имел права называться жертвой. Я, Амальрик Эмили Антеро, с энтузиазмом позволил Мелине и Лиго понукать собою. И ведь никто меня не околдовывал любовным напитком, как я это проделал с Мелиной. Я сам возжаждал ее и был готов заплатить любую цену — пожертвовать уважением друзей и любовью семьи. И в результате оказался в полных дураках.