«Исключение из народного хозяйства спекулятивного банковского капитала», «национальное производство в национальных интересах» — эти лозунги были одинаково доступны и воспринимаемы и мелкими лавочниками, и промышленными рабочими. Ну а уж «превосходство арийской расы» над всеми прочими вообще проходило вне конкуренции, под бурные, продолжительные аплодисменты. Приятно, черт возьми, почувствовать себя частью «расы господ»!
Частичная стабилизация мировой экономической системы в 1925–1929 годах, правда, отодвинула нацистов во главе с Гитлером на обочину немецкого политического процесса. Казалось, жизнь налаживается и надобности в экстремистских политиканах более не возникнет. Перед Рождеством 1924 года Гитлера выпускают из тюрьмы как уже безвредного «бывшего» экстремиста (на выборах правые потеряли более половины своих мест в рейхстаге), и ему даже официально разрешают функционирование нацистской партии. Для баварского (не говоря уж об общегерманском) правительства эта партия, как им казалась, уже не опасна — от былой пламенной пассионарности народа начала двадцатых мало что осталось.
Есть мнение, что если бы не всемирный кризис, начавшийся в 1929 году в США, то никакого нацизма в Германии не было бы.
Может быть. На выборах 1928 года в Рейхстаг прошло всего 12 депутатов-нацистов! Но это — на поверхности…
Немцы не стали жить лучше. Бедные оставались бедными, богатые — богатыми. И пропасть меж ними только росла. А главное — правительство не могло предложить НИЧЕГО, что исправило бы вопиющее неравенство в стране. И работа братьев Штрассеров (до времени Гитлер был вынужден мириться с их «левизной», дикой для Баварии, но крайне плодотворной для северных и северо-восточных земель) приносила свои плоды — к нацистам приходило все больше и больше обездоленных, утративших надежду, способных на все людей — в Пруссии, Ганновере, даже в «красной» Саксонии и пролетарском Гамбурге. Георг и Отто Штрассеры вели свою деятельность по привлечению неофитов национал-социализма с помощью, в том числе, чисто марксистской риторики, что несколько расходилось с программными целями НСДАП, но на определенном этапе развития руководство партии в Мюнхене устраивал подобный «оппортунизм». Главным было — «ловля человеков», и в этом деле Штрассеры весьма преуспевали; постепенно идеи национал-социализма стали доступны для восприятия на всей, без исключения, территории Германии.
Конечно, если бы не мировой кризис, то неизвестно, во что бы вылилась политическая ситуация в Германии.
Но 29 октября 1929 года произошел крах нью-йоркской фондовой биржи, западный мир содрогнулся в корчах немыслимой доселе экономической катастрофы — и закономерным результатом его в Германии стал приход к власти национал-социалистической немецкой рабочей партии, знавшей (или говорившей, что знает) способ выхода из экономического коллапса. И чем труднее становилось экономическое положение Германии, тем выше росли политические акции НСДАП.