Первый залп ещё не клюнул стальными оголовками припорошённую белым землю, а за ним уже последовал второй.
Ни один из северян не упал. Снег густо истыкало вонзившимися стрелами, но варвары бежали себе, как бежалось.
Предводитель кондотьеров резко повернулся к трёхглазому магу – Метхли ссутулился, сгорбился в седле, пальцы сложены перед грудью в сложную фигуру.
– Не спи, – зло прошипел он Алиедоре. – Если эти до нас доберутся… Давай, вместе, почувствуй Её!
Доньята повиновалась. Уже привычно «позвала» Гниль. Не словами, не жестами и даже не мыслями.
Кисло-металлический запах, постоянно сопровождавший Алиедору последние дни, явственно усилился, и Метхли кивнул – вроде как одобрительно, если бы не перекошенное, искажённое настоящим ужасом лицо.
Северяне приближались. Стали видны лица под высокими шлемами, взятые наперевес полутораручные мечи и длинные секиры. Большинство варваров предпочитало сражаться вообще без щитов.
Лучники исправно тянули тетивы, но варвары наступали, словно заговорённые. И лишь когда они оказались меньше чем в полусотне шагов от неподвижных рядов доарнцев, один из них резко взмахнул руками, закрутившись волчком, и отлетел с пробитой навылет шеей.
Предводитель наёмников приподнялся в стременах, зычно крикнул, взмахивая обнажённым мечом. Всадники тронули своих скакунов, нагнула пики пехота, готовая принять на себе первый удар северян; запах Гнили стал почти нестерпимым даже для самой Алиедоры – Метхли, похоже, готов был пустить в ход собственную магию. А потом пять десятков варваров в последний миг перед столкновением дружно, как один человек, взорвались жутким боевым не то кличем, не то рёвом, в котором, готова была поклясться Алиедора, не осталось ничего людского.
Треск ломающихся пик. Размах занесённых секир. Хряск и лязг столкнувшегося железа. И острая, нестерпимая вонь. Вонь Гнили.
Доарнский чародей затряс обеими руками, будто отчаянно пытаясь стряхнуть с пальцев что-то невидимое. Капюшон свалился с наголо обритой головы, красный глаз отчаянно метался в глазнице, словно тщась вырваться на свободу из тисков явно чуждой ему человеческой плоти.
Впереди, там, где билась доарнская пехота, вверх взметнулись фонтаны смешанной со снегом земли. С обеих сторон на кучку северян заходили стройные ряды конных кондотьеров, не уступавших чёткостью строя лучшим хоругвям королей Меодора; рыцари гнали скакунов, готовые к последнему и решающему удару.
Метхли вдруг тонко взвизгнул, закрыв лицо ладонями, заскулил, словно пёс, угодивший под выплеснутый из бадейки кипяток. Его гайто захрапел, вставая на дыбы, – и чародей, безвольно взмахнув руками, рухнул вниз, прямо под копыта, запутавшись в узде. Скакун бешено рвал повод, в тщетных попытках ускакать от своего хозяина.