«Но всё-таки, всё-таки, – билось в сознании, – мне надо просто потерпеть. Они не стали меня насиловать, они всё-таки преклоняются передо мной, это просто ритуал, боль, надо сжать зубы, надо потерпеть, потерпеть, потерпеть… Потому что наградой за терпение станут могущество и возможность отомстить».
А Хтафр никуда не торопился, неспешно выводя кровавые рисунки у Алиедоры на щиколотках, запястьях и плечах. От втёртого порошка раны горели, боль расползалась всё шире, доньяту начал колотить озноб, несмотря на покрывший её слой жирной мази.
Над ней творили сокровенное, не в храме, не в алтаре – на грязной деревянной колоде, среди снегов, рядом с догорающей деревушкой. Каменно-бесстрастные лица северян, словно и не корчилась прямо перед ними совершенно обнажённая девчонка.
Как же больно-то, мама, мамочка! Но терпи, доньята Алиедора, терпи, пусть даже кричит, кажется, само тело. За болью, за страхом, за чужими руками на собственной коже – нечто большее.
Сила. Могущество. Инаковость. Избранность.
Она проходит через недоступное всем прочим. Она, капля крови Дракона великого, величайшего, как утверждают варвары.
– Смотри в небо, – услыхала она вожака северян. – Смотри, и, может, Он удостоит тебя взглядом.
Слова пробились сквозь завесу боли, заполнили собой всё её сознание, требуя беспрекословного подчинения. Алиедора послушно уставилась на серые зимние тучи – из глаз сами собой катились слёзы, соскальзывали, словно ребятня по горке, с обильно намазанных жиром щёк.
А нож Хтафра уже добрался до висков доньяты; с упорством опытного портного он выводил сложный рисунок, алые капли сбегали вниз, и от этих спиралей, росчерков и прочего Алиедоре казалось, что боль опутывает её с ног до головы жалящей и жгучей паутиной.
Терпи, доньята, терпи! Если ты настоящая Венти, если ты… если ты именно что настоящая. А не подделка вроде Байгли или даже Дигвила.
Всё быстрее и быстрее становится поток серых туч, они несутся, словно в ужасе, и на краткий миг доньяте кажется, что там, над ними, и в самом деле парит нечто, смутно похожее на исполинский глаз – просто глаз безо всякого тела.
Её скрутило судорогой – в лоб словно впилась ледяная игла. Облака уже сошлись, чудовищный зрак скрылся, и вернулось всё – боль, ужас, унижение…
– Капля Его крови должна видеть. Глазам её предстоит раскрыться, – над измученной Алиедорой склонялось покрытое татуировками лицо. Вожак варваров смотрел пристально, взыскующе, и, кроме этого, в его взгляде не было ничего.
…Потом её отпустили. Не грубо, но совершенно равнодушно стащили с колоды, толкнули, Алиедора растянулась на жёстком утоптанном снегу. Холод всё увереннее пробивался сквозь слой зачарованной мази, зубы доньяты стучали.