– Слушаюсь, хозяин… – пролепетал трёхглазый.
Алиедора невольно отодвинулась. Растекавшийся слизью волшебник был отвратителен, и чувство это пробило даже броню тупого безразличия ко всему земному, полностью овладевшего доньятой.
Ты же маг, чародей. Повелитель незримого и бестелесного. Во лбу – третий глаз. Ты изменён – и я помню тебя совершенно не таким, когда ты шёл с доарнским отрядом. Будь ты трусом – тебя просто не было бы с ними. Значит, дело в другом. В чём же?
Маг что-то забормотал, руки его так и замелькали. Третий глаз широко раскрылся, заметался в орбите, словно не зная, на что устремить взор.
Среди белого снега и чёрных бревенчатых срубов, там, куда пялилось налобное око мага, мелькнула ярко-рыжая вспышка. Метхли уронил руки и замер – а там, на меодорской окраине, быстро и весело разгорался пожар. Поднявшийся ветер погнал пламя к городским стенам, и тоже – с небывалой для обычного огня быстротой.
Кор Дарбе молча вынул меч и махнул своим – пошли, мол.
Северяне двинулись следом за своим вождём – также молча, без боевых кличей. Сзади никого не осталось – только Метхли да Алиедора.
Трёхглазый что-то прошипел сквозь зубы, затряс стиснутыми кулаками. Дёрнулся, упал на колени, попытался уползти – напрасная попытка. Его словно что-то пригвоздило к одному месту, и он корчился, как проколотая крестьянскими вилами змея, в агонии обвивающая жестокое железо.
Алиедора смотрела равнодушно. Какое ей до него дело?
– И это правильно, – сказал Дракон сверху. – Ты делаешь успехи, доньята. Ты шагаешь ко мне.
А северяне меж тем приостановились, словно прячась за гудящей стеной пожара. Их вожак оказался ближе всех к огненной преграде и вдруг засвистел, загукал по-звериному, вертя мечом над головой. Весело пылавший домишко перед ним с треском осел, на прощание плюнув в небеса облаком рыжих искр; горящие брёвна, однако, вздыбились, вставая на попа, сбиваясь в тесный клубок. В клубок, стремительно покатившийся к стенам Меодора, по пути вбирая в себя всё, что могло гореть, и быстро разрастаясь.
Рядом что-то отчаянно заголосил, завизжал Метхли. Не то о чём-то умолял, не то кому-то грозил, не то от чего-то предостерегал…
И не напрасно – потому что над крепостными башнями, над шпилями и флюгерами, в серое мглистое небо взмыли три блескуче-серебряные стрелы. Взмыли и помчались, оставляя за собой сверкающие дорожки лунной пыли; они летели прямо на Алиедору, однако доньяте отчего-то совсем не было страшно. Наверное, даже собственная смерть её бы уже не взволновала.
Стрелы с налёту прошили пылающий шар насквозь и, не задержавшись, понеслись дальше. Шар распался бесформенной грудой горящих брёвен, тяжело осевших на землю; а три серебряные стрелы ударили точно в чародея Метхли, дёргавшегося, словно в падучей.