– Немало интересного, – повторил он, не повышая тона и продолжая улыбаться. – Гниль очень сильна в ней. Гниль и ещё что-то, так с ходу не определишь.
И вновь резкое восклицание мечника.
– Я не хочу превращать её во врага, потому и говорю на понятном ей языке, – не обратил на него внимания чужой волшебник. – Она сильна, хорошо сопротивляется. Так что я просто следую самым выигрышным путём.
Мечник состроил выразительную гримасу – Алиедора не сомневалась, специально для неё.
– Тебя зовут Алиедора, – чародей не спрашивал, он утверждал. – Ты из рода Венти. Твои родные… все погибли. Каким образом, от меня скрыто, ты заставила себя забыть об этом. С тобой было… что-то очень страшное. Ты видела… с тобой говорили… – он нахмурился, брови сошлись, – сущности, что превыше твоего понимания.
И вновь спутник чародея прервал его недовольным возгласом на непонятном Алиедоре языке. Волшебник ответил – неожиданно резко и повелительно, на том же наречии. Мечник выпрямился, надменно вскинув подбородок и скрестив руки на груди, однако возражать не дерзнул.
– Так-то лучше, – мягко сказал чародей, опускаясь перед Алиедорой на одно колено и пристально глядя в глаза. – Ты говорила с могущественными созданиями, обитающими за гранью этого мира. Кто-то называет их богами, кто-то Зверьми, кто-то – почитает под именем Ома Прокреатора…
– Белый Дракон – это не Звери! – возразила Алиедора. – И Гниль тоже.
Чародей едва заметно усмехнулся.
– Девочка, я прожил на свете куда больше, чем может показаться, глядя на моё ещё совсем не старое, по меркам твоей расы, лицо. Все эти разные «боги» или «звери» – суть лишь различные аспекты одного и того же, великой живородящей сущности, великого изначального.
Мечник, похоже, потерял терпение. Встал за плечом чародея, положив ладони на эфесы кривых мечей, бросил нечто, судя по тону, подсердечное.
Волшебник вздохнул, развёл руками.
– На сей раз он прав. Мы возьмём тебя с собой, Алиедора Венти, так будет лучше и для тебя, и… для многих других, могущих повстречаться тебе на пути. Спи, доньята.
Неуловимое движение жилистых пальцев – и в лицо Гончей плеснула уже знакомая чёрная волна.
* * *
– Что тебя тревожит, Тёрн?
Стайни осторожно подкатилась к застывшему на спине дхуссу, неотрывно глядевшему в ночное звёздное небо.
– Что-то рядом. Или кто-то, – кратко ответил тот.
Губы бывшей Гончей едва заметно дрогнули. Дхусс нечасто отвечал вот так, сразу, обычно отмалчивался, извинялся за это, уверял, что не хочет никого обижать, но так, мол, «всем будет лучше».
– Мелли?
– Она тоже. Но не только. – Тёрн сощурился, словно норовя разглядеть нечто, невидимое остальным, в рассечённом кометным хвостом рисунке привычных созвездий. – Кто-то новый. Или, вернее сказать, кто-то старый. Из моего… прошлого.