– Вставай! – крикнула она, для верности хлестнув саму себя по щеке. – Вставай и дело делай, дура!
Далеко не так просто оказалось стащить платье с мёртвой так, чтобы не испачкать ни в крови, ни в грязи.
Дождавшись, пока ходившие ко рву вояки уберутся восвояси, в лагерь развязной, покачивающейся походкой вошла девка с короткими чёрными волосами, вьющимися, словно спиральник по весне. Юбка могла бы показаться чуть длинноватой, да и кожух сидел как-то странно, но кому до этого могло быть дело в осадном лагере? Конечно, стоило вглядеться попристальнее, и какой-нибудь суб-сертон мог задаться вопросом – отчего эта маркитантка не нарумянена, отчего у неё не насурьмлены брови и выглядит она так, словно самое меньшее дней десять вообще ничего не ела?
Алиедора шла по лагерю дерранцев, с трудом заставляя себя не дрожать и не слишком пошатываться. Доньята и не догадывалась, что именно этой походке она обязана относительным невниманием окружающих – получилось очень похоже на «истинных» маркитанток.
От запаха булькавших на огне котлов с варевом кружилась голова и темнело в глазах.
Ей ведь надо совсем немного. Чуть-чуть, чтобы только не упасть в пустом и холодном лесу, упасть и уже не подняться.
Говорят, безумных, идущих не кланяясь стрелам, минует смерть. Главное – не думать о сотнях острых оголовков, нацеленных, кажется, в тебя со всех сторон. Алиедора сейчас шла, словно под градом таких же стрел, только невидимых – смерть мог означать любой, чуть более пристальный взгляд.
…Не думая, не размышляя, она остановилась у первого попавшегося костра; вокруг него кто на чём устроились дерранцы, вернее – наёмники старого сенора: ни один не носил ни его герба, ни его цветов. Заросшие бородами лица, потёртые кожаные куртки с нашитыми стальными пластинами, низкие круглые шапки, вислые усы. Лица многих отмечены шрамами, на грязных заскорузлых пальцах – мятые золотые кольца.
– Привет, девица. – Первым подвинулся немолодой уже дядька с бородой на полгруди, настоящему гному впору. – Что бродишь одна в такую погодку? Садись к огню… что, даже миски нет? Рикки, живо собери гостье чего-нибудь поснедать.
Из-за спин ухмылявшихся наёмников вывернулся парнишка лет четырнадцати, худой, тонкий и ловкий, словно игла в пальцах белошвейки. В руках – дымящаяся миска и ложка.
– На вот, красавица. – Бородатый дядька достал краюху хлеба, разломил, протянув большую часть Алиедоре. – Ешь давай, а то вся красота пропадёт.
И, завидев, как гостья набросилась на еду, обжигаясь, помогая себе пальцами, лишь покачал головой.