Грендель вел Дубова по узкой тропинке. Уже рассвело, и Василий с немалым интересом поглядывал на окрестные болота, которые теперь не казались столь зловещими и враждебными, как в утро того памятного октябрьского дня, когда они волчьими тропами пробирались в Белую Пущу по душу князя Григория. И хотя с Гренделя было снято заклятие, бывший оборотень сохранял кое-какие способности и повадки волка. Вот и сейчас он то и дело поводил носом и как будто ощущал некую опасность.
— Надобно поостеречься, — наконец сказал он своему спутнику.
— A что, здесь опасная трясина? — забеспокоился Василий. — Или опять змеи?
— Хуже. Чую дух чужого человека.
— Может быть, Ивана-царевича? A то и самой Марфы!
Грендель ничего не ответил и двинулся быстрее, продолжая то и дело прислушиваться и принюхиваться.
Вскоре путники вышли к равнине, расчерченной канавками и «грядками», но с противоположной стороны, нежели накануне Покровский.
— До памятного знака здесь напрямую не доберешься, — пояснил Грендель. Пройдем по соседней «грядке» и попробуем разглядеть, что там и как.
Однако не успели они сделать и нескольких шагов, как сзади раздался грубый окрик:
— Стоять и не двигаться!
Дубов оглянулся — в самом начале «грядки», по-гестаповски расставив ноги, стоял здоровенный наемник с «калашниковым» наперевес.
— Бежим, — шепнул Грендель. — Эта «грядка» сквозная.
— Бесполезно, — ответил Василий, — он нас просто пристрелит. — И, обращаясь к наемнику, громко спросил: — В чем дело, товарищ?
— Тамбовский волк тебе товарищ! — злобно выкрикнул наемник. — Стоять и не рыпаться! Идти за мной! Шаг вправо, шаг влево — стреляю!
— Извините, гражданин наемник, — с трудом вклинился в содержательную речь боярин Василий, — но как нам идти за вами, если вы велели стоять и не рыпаться?
Наемник попытался задуматься, но тут Грендель, не открывая рта, негромко, но грозно зарычал по-волчьи. Даже Василий от неожиданности вздрогнул, а наемник заозирался, попятился и, поскользнувшись о сырой лишайник, бултыхнулся в канавку.