Уже в предисловии, учитывая все, что мы знаем о романсеро того времени, с удивлением читаем, что «народ Кастилии тотчас же инстинктивно оценил усилия, прилагаемые Педро Жестоким в борьбе с феодальной анархией… чтобы заменить беспокойную тиранию сеньоров на порядок просвещенного деспотизма». Что не мешает ему тем не менее несколькими строчками ниже отметить, что по подстрекательству католических королей почти официальная историография, основанная на недостоверных источниках, с кажущейся правдоподобностью создала легенду о короле — борце за справедливость.
В ходе самого повествования автор с присущим ему изяществом то тут, то там туманно объясняет приступы гнева короля Педро или высказывает легкое сомнение в беспристрастности Айялы:
«Хуан де Лара и его племянник, возможно, умерли от "таинственной болезни". — Убийство Гарсиласо было, скорее всего, делом рук канцлера Альбукерка. — То же самое можно сказать об убийстве Коронеля и его друзей. — В отношении Нуньеса де Прадо и Хуана де ла Серды был слишком поспешно исполнен приказ короля. — Решив жениться на Бланке Бурбонской, молодой король, вероятно, уступил давлению своей матери, королевы Марии. — Убийство Мартина Тельо, бесспорно, соответствовало кодексу феодальной чести. — Убийство Самуэля эль Леви можно объяснить подозрительным происхождением его состояния. — Возможно, Бланка Бурбонская умерла от чумы, свирепствовавшей тогда в Испании…»
Эти любопытные недомолвки, выражаемые чаще всего полунамеками и довольно заманчиво, говорят о некотором замешательстве и сомнениях Мериме. Складывается впечатление, что его совесть ученого осознает всю малосимпатичность своего героя, но чувства, вызванные странным стыдом или слабостью, вынуждают его подправить образ короля. Может быть, это объясняется тем, что автор посвятил свою книгу графине де Монтихо, матери императрицы Евгении, и из чувства такта боялся задеть ее национальное чувство испанки, представив короля Кастилии в черном свете?
Как бы там ни было, но после хроник Айялы и Фруассара труд Мериме, бесспорно, остается самым точным и полным из когда-либо сделанных описаний жутковатой жизни Педро Жестокого. Благодаря ему история вновь говорит на достойном ее языке, который заглушили поэзия и псевдонаучные спекуляции.
После Феррера и Мериме их авторитет будто бы положил конец длительному спору; во Франции и в Испании «история» короля Педро перестанет вдохновлять литераторов и историков.
Ближе к нашему времени несколько авторов серьезных и объективных работ, написанных в Испании, изучали если не сам вопрос, то близкие ему темы и, в частности, тот аспект этой истории, который касается отношений Педро с женщинами. Г-н Тубино интересовался в 1890 году романом короля и Марии Коронель. Двадцать лет спустя, в одно и то же время, появляются труды Тореса-и-Франко и Ситжеса о браках короля Педро и о его любовницах.