— А не так-то он силен, это Крейзи, — высказался я. — Вполне можно было бы послать его на хуй!
— Точно! — тут же подхватил Барин. — Как только он откроет рот, так прямо ему и сказать: «Иди-ка ты на хуй! Сам cходи себе за водой!»
— А уж мы бы тебя защитили от него, если что! — добавил я. — Дали бы ему пизды! Мы продолжали в таком духе до тех пор, пока не проснулся Крейзи. Он вышел к костру, уселся напротив Никки и как бы невзначай обронил:
— Голова, а Голова? Где вода-то?
Никки секунду смотрел на него, а потом на его прыщавом лице появилось выражение отчаянной решимости. Вот, казалось ему, наступил момент истины, возможность стряхнуть многолетнее иго и наконец-то почувствовать себя наравне с остальными! Не бегать спросонья за водой, а лежать на удобном «диване» в ожидании утреннего чая. Не таскать неподъемные рюкзаки, а прогуливаться налегке, попыхивая длинным косяком. Голова собрался с силами, встал и сказал как мог более веско:
— Какая я тебе Голова? Пошел ты на хуй, сам иди за водой!
Мы с Кузьмичом настаивали, чтобы Голова добавил к этому «пидарас», но это было слишком, на это Никки уже не отважился. Но и так получилось ничего. Крейзи некоторое время сидел молча, не в силах поверить собственным ушам, а Голова принял это временное затишье за полный успех. Победно оглянувшись на нас, он крикнул, глядя прямо Крейзи в глаза:
— Да, да, Крейзи — пошел ты на хуй!
Тут Крейзи встал, выхватил из костра полутораметровую головню, рдеющую на конце подобно багровому протуберанцу, и направил пылающий конец прямо Голове в лицо. Никки, силясь спастись от соприкосновения с пылающими углями, бросился назад, но споткнулся и упал на спину. Он полз на лопатках, а Крейзи шел рядом, приставив головню ему к подбородку.
— Джонни, Джонни! — заверещал Никки испуганно, не в силах повернуть голову и лишь кося в мою сторону выпученным от ужаса глазом.
Но так как я сидел с самым счастливым лицом, то Голова принялся взывать к Барину, ища обещанного спасения у него:
— Барин, Барин!
Но поскольку и Барин лежал в покатуху и не торопился его спасать, то Голова прибег к последнему средству.
— Крейзи, Крейзи! — истошно завопил он. — Крейзи, Крейзи-и-и!
Так был подавлен бунт Злой Головы, и снова установился привычный распорядок: мы нежились на «диванах» и курили длинные косяки, а Голова суетил с водой и с дровами. Свет летнего солнца падал сквозь еловые кроны веселыми бликами, погода стояла чудесная, и нам захотелось немного размяться. Мы взяли специально заготовленные колья и только принялись друг друга молотить, как вдруг нас прервал чей-то мягкий и как будто обволакивающий голосок: