Я наложил древко прорезью на тетиву и потянул. Упругая сила сопротивлялась мне, но я продолжал плавно выбирать капроновый шнур, пока не кончилась длина стрелы. Игольчатый наконечник нацелился прямо в пятку Голове, и тогда я выдохнул и спустил тетиву. Стрела мелькнула, древко с сухим стуком хлопнуло о подошву, задрожало и так и осталось торчать. Каблук не пропустил дерево внутрь, но швейная игла длиной в палец полностью ушла в глубину.
— Фуфел слои, — услышал я тихий вздох Тени и собрался кое-что прибавить от себя, но мне не дали. Над поляной и лесом, над полигоном и над всем Кринном, пронзая стволы деревьев и густой туман на полях, ероша хвосты кендеров и пугая задремавших драконов, разнесся пронзительный крик. Он был подобен визгу поросенка на бойне — длился, не умолкая, ширился и далеко разносился окрест. Это, обхватив себя руками за ногу и глядя выпученными глазами на торчащую стрелу, надрывался из глубины палатки Злая Голова.
Ночью, гуляя с бутылкой Элберетовки по полигону, Барин наслушался всяких разговоров и сплетен. Известное дело, люди любят слухи да пересуды, в игровой тусовке ходило огромное количество разнообразных историй и причудливых легенд. Многое из этого мы принимали за чистую монету, пока про нас самих не поползли подобные слухи. Вот тут-то мы и поняли, чего стоит этот «испорченный телефон».
Возле границы поля Барин заметил свет небольшого костра. Подойдя к огню, он поздоровался с людьми, его пригласили присесть и выпить по стопке. Попутно один из местных обитателей — высокий парень в конической меховой шапке — осведомился у Барина:
— Не боишься ночью один ходить?
— А что такое? — удивился Барин, по обыкновению прихвативший с собой под ватником железный топор. — В чем дело-то?
— Приехали тут одни, из Питера, — пояснил его собеседник. — Сатанюги, каких свет не видывал. Люди злобы невероятной, они…
— А, что там говорить! — вмешался еще один обитатель этой стоянки. — У меня кореш есть в Питере, так он рассказывает, они там у себя совсем вызверились! Сатане молятся и человечину едят, а дерутся железными трубами!
— Что? — удивился Барин, поначалу не понявший, про кого идет речь. — Я и сам с Питеру, но про такое не слышал. Что за народ-то?
— Грибные Эльфы, — шепотом объяснил парень в конической шапке. — Они вчера заехали. А нынче с их стоянки такие крики неслись, что сердце стынет. Изверги, не люди!
— Да ладно гнать-то! — миролюбиво отмахнулся Кузьмич. — Фуфло это всё!
— Слышь! — довольно грубо перебил его второй парень. — Не знаешь, так молчи! Брат дело говорит! Так и пошло: один скажет, а другие подхватят. Поначалу мы про это не ведали, но досужие языки мололи по тавернам и площадям, а праздные уши внимали. Слухи ширились, но не умолкали, так как тема была благодатная. Вскоре в кипящем океане людских пересудов у нас появилась собственная волна. Мы и сами вещали на ней, и другим не запрещали: милое дело сойтись с людьми и обменяться историями. Нам нравились легенды тех лет — про московских щитников, сцепившихся во время демонстрации с ОМОНом и взявших штурмом метро, про железные турниры, где реками льется человеческая кровь, и про страшный меч из вертолетной лопасти — зенитку Минигана.