Рассмотреть тела и найти среди них обожаемую дочь Анрэ не довелось. Казалось, его голова медленно отделилась от туловища и поднялась куда-то ввысь, все выше и выше… Ей легко было парить в облаках, как летящим любовникам на картинах Марка Шагала. Там, за облаками, оказывается, был яркий свет. И какая-то фигура в белом… Она приближалась, и вскоре уже можно было разглядеть, что это женщина в пышном подвенечном платье. Вот только лицо скрыто кружевной фатой, и, кроме карих глаз, ничего невозможно рассмотреть. Кто же это? Анжела? Или Наташа?
Женщина подошла совсем близко, посмотрела печальными карими глазами и тихо проговорила: «Что ты наделал, сынок?»
А он смотрел на нее и все никак не мог понять, кто перед ним: Марианна? Дева Мария?
Он бросился перед ней на колени и закричал:
— Прости! Я не виноват, я не хотел, я не знал…
Но она лишь покачала головой и скрылась из виду.
А голова Анрэ вновь вернулась на землю, к обрыву над горной речкой и обгорелой машиной, рядом с которой лежали убитые, и среди них — дочь, самое дорогое для него существо. Анрэ даже не заметил, как к нему подошли люди.
— Что с вами, синьор? — спрашивал один из полицейских. — Вам плохо?
Но он не мог говорить, лишь хрипел и мычал. И тогда другой полицейский, тот, кто был с громкоговорителем, приказал:
— Вызовите врача. С человеком плохо! Видимо, сердце.
— Ну, еще бы! Такое увидеть, — проговорил первый представитель закона. — Я уж двадцать седьмой год служу в полиции, а все никак не привыкну…
* * *
Анрэ пришел в себя только в больнице. Над его больничной койкой склонилось несколько человек.
— Как вы себя чувствуете? — спросил кто-то из них. — У вас что-то болит?
Человек на койке покачал головой.
— Я в порядке, — прохрипел он.
Врачи переглянулись, и тот, что был старше всех, снова обратился к больному с вопросом:
— Вы помните, как вас зовут?
— Анрэ Орелли, — отвечал человек.
— Ну, слава Деве Марии! — проговорил молодой врач. — Сознание в норме.
Однако пожилой коллега остановил его жестом.
— А сколько вам лет? — продолжил он расспросы.
— Десять, — отвечал больной.
И врачи снова тревожно переглянулись.
Так продолжалось еще некоторое время. Анрэ охотно вступал в беседу, но ничего не помнил, путал, в какой стране живет, в Швейцарии или в России, городом называл то Лугано, то Берн, то Ленинград, а то и вовсе какой-то неведомый Мценск. На вопрос, какой сейчас год, отвечал: то 1945-й, то 1954-й, то 1968-й, но ни разу не назвал правильной даты. Помнил с уверенностью только одно — что в его жизни три женщины: Марианна, Наташа и Анжела. Все три красавицы, и у всех троих карие глаза. Он считал их своими дочками и одновременно своими женами и говорил, что очень любит их всех, но особенно меньшую, Анжелу. Все три, по его словам, были еще маленькие девочки, но Анжела ждет ребенка. А когда ребенок родится, они снова будут вместе и снова станут счастливы…