Стражник присвистнул беззвучно. Водил тут царевич одну в верхнюю темницу. Вот и сама пришла, ночью, — совсем порядка не стало во дворце. Однако платил царевич щедро. Посмотрим, сколько сама посулит. На всякий случай, проявляя осторожность, стражник спросил: «Что нужно?» Впрочем, негромко спросил, не поднимая тревоги.
Нежный голосок покашлял. Потом из-под покрывала, открывая подол женской рубашки и низ шальвар, высунулась тонкая ручка. На ладони лежали три крупные жемчужины, снятые с нити. Убедившись в том, что перед ним женщина, а не переодетый злоумышленник, стражник протянул руку. Жемчужины скатились ему в ладонь.
— К Аттанцу пропусти, — прошептали из-под покрывала.
Опережая шепот, стражник уже кивнул понимающе и зашагал по ступенькам наверх.
Ханис был разбужен знакомым лязгом замка. Отбросив кошму, он вскочил. Дверь приоткрылась, и черная фигура заслонила показавшиеся на миг звезды. Знакомо прошуршало покрывало. Ханис ждал в недоумении и тревоге.
— До второй переклички, — буркнул стражник и закрыл дверь.
— Что случилось? — едва успел спросить Ханис, как покрывало, отброшенное быстрым движением руки, упало на пол.
В теплом свечении Ханис увидел и не поверил: нахмуренные брови и капризный рот, смуглое лицо — царевна Атхафанама.
В прижатой к груди руке она держала глиняный горшочек, внутри которого взволнованно колебался огонек свечи.
Сердито и умоляюще смотрели ее глаза. У Ханиса перехватило дыхание: таким теплым светом сияло ее смуглое лицо с детски округлыми щеками и пухлым ртом.
Мгновения хватило, чтобы понять, зачем она пришла, — и отвергнуть это понимание; смутиться своей наготы — и не сметь шевельнуться, наклониться за сброшенной кошмой.
Она протянула к Ханису руку, освещая его лицо. Еще больше нахмурила брови и сказала:
— Я царевна. Эта весна была тринадцатой в моей жизни. Я выбрала тебя в мужья.
Ханису показалось, что она вот-вот топнет ножкой. Он тихо засмеялся. Царевна испуганно вскинула брови, губы задрожали от неслыханной обиды. Ханис кинулся к ней, и обнял, и прижался губами к теплому лицу. Потом ласково отнял горшочек и опустил его на пол, чтобы она могла положить тонкие руки ему на плечи.
— Ты — маленькая, — прошептал он ей в макушку.
— Я — взрослая, — возразила она и прижалась к его груди. — Сколько у тебя жен?
— Ты одна.