Акамие с минуту растерянно смотрел на Эртхиа. Вдруг судорожно вздохнул, закрыв лицо руками, разрыдался.
Эртхиа смущенно отвел глаза. Чтобы дать время нежному брату справиться с чувствами, обратился к Ханису:
— Теперь ты сможешь вернуться в свои владения, бог.
Ханис задумчиво расчесывал пальцами бледно-золотую прядь солнечного луча. Его пальцы светились, плавно двигаясь вниз — то одна рука, то другая.
— Нет, — сказал Ханис и улыбнулся. — Я останусь.
— Что? Как? Да что ты говоришь? Ночной дух похитил твой разум!
Ханис тихо усмехнулся, опустив золотые ресницы.
— Я останусь, Эртхиа. Прости меня. Я не могу назвать тебе причину. Пока не могу.
Поймав луч в ладонь, Ханис коснулся ее губами. Эртхиа, нахмурившись, опустил голову: трудно понять бога. Акамие тронул его за плечо.
— Ты учил меня держаться в седле и стрелять из лука. Может быть, мне удастся бежать одному. Я готов попробовать — что я теряю?
Эртхиа задумчиво оглядел его и воскликнул:
— Хорошо! Я был бы спокойнее, если бы Ханис отправился с тобой, но терять в самом деле нечего. Я дам тебе Шана и Веселого, и ты отправишься сегодня ночью. Я приду, как только стемнеет, я знаю дорогу через сад. Принесу тебе одежду всадника, а кони будут ждать в конюшне. Попрощайся теперь с Ханисом. Нам пора. Многое должно быть приготовлено к ночи.
Ханис и Акамие обнялись.
— Надеюсь, Судьба исполнит обещания, данные тебе, сын Солнца. Жизнь, которую она тебе сохранила, будет великой и славной.
— Тогда мы встретимся в Аттане, — улыбнулся Ханис. — Ты будешь гостем в Доме Солнца.
— Почему бы тебе самому не проводить его в Аттан! — в сердцах воскликнул Эртхиа.
Ханис виновато посмотрел в глаза Акамие.
— Не могу, поверь.
— Верю.
— Пусть Солнце освещает твой путь и ослепит погоню.
— Пусть Судьба бережет тебя.
Ночь, вступавшая в царский дворец, несла тревогу и страх одним его обитателям, тайную надежду и ожидание торжества — другим.
Эрдани, скорбно разведя руками, признал, что царь едва ли доживет до утра. Болезнь, столь же необъяснимая, сколь и очевидная, в десять дней превратила могучего мужа в расцвете лет в изможденного, равнодушного ко всему умирающего, слепо глядевшего в потолок затемненной комнаты. Сначала он еще мог пить, но желудок извергал любую, даже самую легкую пищу. Потом жажду повелителя пытались утолить, смачивая его губы водой и разведенным вином. Ни одно лекарство не улучшило его состояния.
— Судьба… — определил Эрдани. — Это болезнь, которую я не смогу вылечить.
В эту ночь царь должен был умереть и знал об этом. Он велел — голос больного можно было расслышать, только наклонив ухо к самым его губам, — чтобы к нему позвали его сыновей.