— Все в порядке, встретил, — сообщил на всю квартиру, хотя хозяйка вроде бы стояла рядом. — Внизу, в машине сидит.
Это был Штерн. То ли друг семьи, то ли друг одной Бэлы, кто их разберет. Имени его мальчик не знал. Возможно, дядя Штерн просто не имел имени, поскольку все и всегда называли его исключительно по фамилии.
Бэла что-то ответила — вяло, неслышно.
— Исааковна, возьми себя в руки, — загремел гость. — Просто самолет задержался.
— Юрку уже вскрыли! — вдруг крикнула она. — Понял?
— Вскрыли?
— Мне звонила эта, твоя! — голос ее наполнился неукротимой мощью. — Доложила, что вскрытие закончено, а результаты интересные! С-с-сука!..
Бэла зарыдала. Взорвалась слезами так страшно, так пугающе громко, что квартира, казалось, дрогнула. Ударная волна, прессуя воздух, докатилась и до кресла — вонзилась в уши, в легкие, в мозг. Мальчик сжался, отталкивая от себя чужую муку. Бэла рыдала примерно так же, как днем на лестнице. «Разрезали, — выла она, — угробили мужика! Мясники, мудаки косолапые! Все, конец!..» — «Ну, что ты, что ты, — раскатисто бормотал Штерн. — Ну, давай, успокаивайся, нельзя же так…»
И Бэла вскоре его послушалась. Замолчала, обессиленная. Некоторое время глухо стонала. Штерн что-то ей сказал — уже тихо, уже нормально, они начали беседовать, о чем — не слышно, а потом побрели по коридору, остановились возле кабинета дяди Юры.
— …со мной что-то жуткое творится, — говорила женщина. — Когда твоя следовательница мне позвонила, я спятила. Представила, как вонючие санитары Юрия таскают, бросают по грязным столам, разрезанного… Сорвалась. Думала, немедленно из морга забирать, не поверишь. Успела до Театральной доехать и очнулась…
— Каковы результаты вскрытия?
— Я плохо запомнила. Не отравили его, оказывается, а плеснули в лицо слезоточивым газом. Наверное, из баллончика. Ну, еще перед гибелью коньяк он пил, пьяница чертов… Следователь обещала завтра заключение показать.
— «Черемухой» или каким-нибудь «саксоном»?
— А?
— Баллончик с газом был чьего производства?
— Нет, не знаю…
Диалог замер. Все замерло. Жили только часы на стеллаже. «А может, Бэла притворяется?» — неожиданно подумал мальчик. Нелепая мысль. Совершенно нелепая.
— Вот в этом кресле, — сказала женщина без выражения.
— Я догадался, — сразу откликнулся Штерн. — Ну и развал у вас! Что, серая гвардия улики искала?
— Нет, милиция только пальцы сняла. Это я.
— Ты?
— Сказала же, психую целый день. Вдруг, думаю, Юрий скрыл от меня что-нибудь…
— И как?
— Ничего необычного.
— Что ж, поздравляю.
— Издеваешься, Штерн? — Ее голос завибрировал.