* * *
Сочинённая Оборвышем небылица рассказывала о человеке, который всю жизнь занимался очень странным делом. Человек слагал песни. У него получались добрые, мудрые, какие-то удивительно чистые песни. Выстраивая их звук за звуком, он испытывал непередаваемую радость, понять которую смог бы лишь тот, кто сам когда-нибудь слагал песни. Судьба его не представляла бы особого интереса: в любом мире отыщется блаженный, тратящий попусту жизнь. Но суть истории в другом. Деревня, где жил человек, за что-то невзлюбила его. О-о, это была своенравная, капризная деревня, впрочем, и деревней-то её нельзя назвать, потому что когда-то давным-давно она превратилась во всемогущее сверхъестественное существо. Жители ее, точнее — пленники ее и не подозревали, что целиком находятся во власти этого существа, они просто рождались, работали, умирали — в своей деревне, в родной деревне. Так вот, чем-то не угодил ей человек, слагавший песни. Возможно, именно тем, что бывал иногда счастлив. Поэтому жизнь его складывалась очень сложно. Деревня придумала для него изощрённое наказание. Нет, она не собиралась убивать или калечить человека: это было бы слишком быстро и просто. Она поступала хитрее — обрушивала на него великое множество житейских трудностей, чтобы разум был задавлен постоянной необходимостью решать мелкие, глупые, ничтожные задачки. И наказание дало хороший результат. Человек прожил отпущенные ему годы, сражаясь с обстоятельствами, изредка пытаясь сочинять, в муках сознавая, как бесплодно уходит время, а песен-то создал до смешного мало!
Печальная история. Однако кончается она не так уж плохо. Хоть и не знал человек, что его беды не случайны, что они намеренно подстроены деревней, он всё же сумел отомстить злобному существу. Да, песен после него осталось мало, но ведь они не были просто придуманы, они были выстраданы, поэтому каждое слово в них таило неудержимую силу. Удивительную, непонятную радость вызывали они в людских душах. И постепенно вошли песни в скучные деревенские дома, навеки зазвучали в пыльном воздухе. При этом ни одна из них не рассказывала о деревне, которой человек отдал жизнь. Ни одна! Человек слагал добрые песни, в деревне же он не видел ничего доброго. А посвящены они были какой-то другой, вымышленной деревне, существовавшей только в воображении этого человека. Он безнадёжно мечтал жить в придуманном им мире. Он хотел, чтобы люди мечтали вместе с ним.
Шло время. Смысл странных песен всё глубже проникал в умы людей, и это действие чудесным образом подрывало могущество деревни: она неотвратимо слабела, делалась дряхлой, беспомощной. А когда доброта странных песен прочно вросла в души человеческие, когда их вера в возможность счастья стала верой всех живущих, издохла мерзкая тварь. И кто знает — не мешали бы человеку слагать песни, может и не сумел бы он наполнить их всепобеждающей верой?