Надо отдать ей должное, Шура очень старалась. С тем же усердием, с каким прежде постигала сопромат на мехмате МГУ, в рекордные сроки освоила пару языков, манеры, этикет и азбуку тщеславия и великосветского лицемерия. А в снобизме превзошла и учителей – здесь ей просто не стало равных. Приемы-фуршеты-банкеты-юбилеи, прически и наряды, дни и ночи, слова и взгляды… Оглянуться не успел, а вместо славной пухленькой девчушки, подержаться за которую руки сами тянулись, похудевшая вполовину, вытравившая солнечное золото и аромат дикой степи, коротко остриженная пепельная блондинка с холодной улыбкой, царственной осанкой, благоухающая Парижем и модными дамскими сигаретами.
Наверно, он сам виноват. В глубине души он хотел и не хотел, чтобы она менялась. Хотел, оттого что должен был ввести ее в свой круг, где провинциальная простушечка, даже с МГУшным дипломом, смотрелась бы чудовищным диссонансом. А не хотел, потому что любил именно ту, непокорную веснушчатую девочку с русой косой ниже пояса, певшую под гитару с таким трогательным чувством:
– Из далека долго
Течет река Волга…
Он так и не сумел решить, кого – Шуру или Александру – ему выбрать. И потому малодушно самоустранился, предоставив ей возможность во всем разобраться самой. Она была умной девушкой. Очень умной. И сделала свой выбор…
А в постели у них гармонии не сложилось. Деятельная и энергичная днем, ночью молодая супруга была тиха и холодна, как покойница. Так, что и у него все опускалось. Лишь однажды, где-то в альпийских лугах, среди гадко жужжащих мух и каких-то кусачих колючек, Александру вдруг «прорвало». Он сдуру пошутил, мол, зов природы? И сразу понял: напрасно. Шура крайне болезненно воспринимала все, касавшееся ее «простого» происхождения. Глупо, конечно. Сколько раз пытался ей втолковать… Бесполезно. Надулась и вновь заледенела…
А потом родилась дочь. Почему-то ему хотелось думать, что после того, альпийского, раза. Впрочем, какое это имеет значение. Александра сразу сказала: будет девочка, Марианна. Так и вышло. Но еще до рождения супругой был составлен план, вперед эдак лет на двадцать: где учиться, с кем водиться, за кого замуж выходить… Все его попытки доказать, что родившееся существо – живое, а значит, имеет право на свое мнение, натыкались на жесткое, упрямое сопротивление. И, осознав их полную тщетность, он вновь самоустранился. Несгибаемый Великий Роми, мистер Лит, всякий раз пасовал перед холодным натиском леди Александры. А в том, что она – леди, перестали сомневаться к тому времени самые необоримые скептики. В конце концов, он плюнул и занялся работой. И только ею. И теперь от души позлорадствовал, когда, спустя восемнадцать лет, не сказав ни слова, принцесса Марианна взяла и растворилась в необъятности крошечного голубого шарика-Земли. Но иное мешало упиться этим чувством до конца: сам он тоже не знал ответа на вопрос: «Роман, где дочь твоя …?»