Душный воздух всколыхнула щемяще-нежная мелодия.
– Я почти не помню своих родителей, – проговорил Марк. – В основном знаю о них со слов Галины. Отец был третьесортным пианистом-неудачником. Мечтал о славе и большой сцене, а всю жизнь играл по дешевым кабакам. Однажды возвращался домой, как всегда, пьяный, упал лицом в лужу и захлебнулся. Обнаружили это, когда он пролежал часов десять… Я часто представлял себе это: лежит на улице покойник, и никому нет никакого дела. Все спешат в свои дома, по своим делам… Обходят, перешагивают и идут себе дальше… А потом уехала мама. С мужчиной. В Узбекистан. Я помню то утро. Мне было шесть. Мама разбудила меня, поцеловала и сказала, чтобы я шел к Галине – та жила через два дома, – а она поедет зарабатывать деньги, скоро вернется и привезёт мне новые ботинки, куртку и велосипед… От нее пахло молоком… Я попросил ее, чтобы взяла меня с собой. Но она покачала головой и сказала, что не может. Я сказал, что не хочу велосипед, а хочу, чтобы она осталась… Мама заплакала, повернулась и быстро побежала. Я стоял у окна и смотрел, как она бежит по дорожке, распахивает калитку и забывает закрыть… Я ещё долго стоял. Всё ждал, что она передумает и вернётся. А потом пошёл и закрыл калитку. Больше я никогда маму не видел. Потом Галина рассказала, что мама устроилась работать на хлопкоперерабатывающий комбинат, а сожитель уговорил ее что-то вынести… Маму задержали, судили и дали шесть лет. У нее была астма…
– Она умерла?
– Да. Но я об этом не знал. И ждал. Каждый день. У этого забора.
– Я тебя понимаю, – промолвила Анна. – Правда. Тяжело осознавать, что по-настоящему ты никому не нужен… Странно: мы совсем не знаем друг друга, а говорим о таких личных вещах…
– Синдром дальней дороги, – улыбнулся Марк. – Когда в поезде, в купе, встречаются абсолютно разные, чужие, непохожие люди, и в тот момент их объединяет одно – путь. И вдруг именно это становится основным… Попутчики поверяют друг другу все самое сокровенное, зная, что завтра распрощаются навсегда… Знаешь, о чем я всю жизнь мечтал? Бросить все, сорваться и улететь, куда глаза глядят… Увидеть весь этот огромный, пугающе-прекрасный мир… Но всякий раз натыкался на грязный забор.
– Мир, действительно, прекрасен, – задумчиво проговорила Анна. – Особенно океан. Колыбель жизни, симфония свободы. Когда стоишь перед ним и смотришь только вперед, вдаль, то настает момент – и забываешь, что под тобой твердь, а за спиной – миллионы цивилизованных граждан с их городами, небоскребами, автомобилями, самолетами и глупой никчемной бравадой, за которой скрывается страх перед неизбежным концом. И сознаешь, что ты – всего лишь песчинка, крохотный осколок вечности, и твой век ужасно мал, и нужно торопиться жить, радоваться, любить, потому что завтра здесь, на том же месте, будет стоять совсем другой человек, а тебя уже, быть может, поглотит пучина времени…