– Они противные не все, – сухо сказал Марфор. – А только те, кто по пьяни деланные. В ребенке, которого ты держишь, такого наворочано, что я удивлюсь, если она доживет до следующего лета. Если скажут, что во всем виноваты сидхи, которые навели на ребенка порчу, я удивлюсь меньше.
– Но почему? – спросил Ульрик. – Почему люди так ненавидят нас?
– Они и себя не очень-то не любят, – пожал плечами Марфор.
– Она шевелится! – придушенно пробормотал Ульрик, прижимая ребенка к груди единственной рукой. – У меня руке что-то горячо…
– Писает она.
Ульрик поднял на товарища удивленный взгляд. Девочка открыла глаза, сморщилась еще больше и закричала, суча в одеяле ножками и выгибаясь всем телом. Ульрик представил себе бородатых мандречен с топорами, бегущих на крик ребенка, и аж вспотел.
– Успокой ее! – воскликнул Марфор, пробиваясь сквозь звуковую завесу.
– Как?
– Покачай!
Ульрик качнул девочку, в ответ она закричала еще громче.
Михей вернулся в дом. Он хотел дать сидхам лодку, которая хранилась в сарайке на заднем дворе. Отец поставил сараюшку сразу после того, как у Толяна украли лодку. Радагаст как раз в то утро купил по случаю целую подводу старых досок. Отец сказал, что времена теперь такие, что на улице ничего оставлять нельзя. При этом он делал свирепое лицо, но Михей видел, что глаза Радагаста смеются. Сарайку отец запирал на замок, а ключ всегда носил в кармане.
Сидхи могли поставить лодку на крышу дома. Тогда они уцелели бы наверняка.
Но слова сидха со шрамом навели мальчика на другую мысль. Тем более, Михей понял: сидхи не тронут отца. Свечу Михей погасил, когда выходил, но по собственному дому отлично мог передвигаться и в темноте. Мальчик подошел к столу и взял с него нож. Михей присел на корточки перед Радагастом. Лицо и шея спящего белели в темноте. У Михея вдруг пересохло во рту. Он вспомнил, как папка смеялся и подкидывал его на руках, еще совсем маленького. И Михей тоже радовался. Смеющееся лицо отца сменилось искаженным от боли лицом мамы. Папка ударил ее кулаком в живот, и из-за этого Натка родилась на два месяца раньше.
Мальчик провел ножом по горлу, нажимая изо всех сил. Отец дернул рукой, словно пытаясь кого-то схватить. Женщина на его плече призывно повела бедрами. Михей замер.
– Тридцать Ежей в квадрате А-семь, господин генерал, – сказал Радагаст ясным, звонким голосом, но глаз не открыл. – Блокируют переправу! Рад стараться! Так точно!
Отец повернулся на бок и захрапел. В этот момент мальчик услышал, как плачет сестренка. Михей бросил нож, бегом кинулся к столу, где мать оставила им на ночь краюху хлеба, отломил кусок и стал старательно жевать. Мальчик направился к выходу, но тут вспомнил.