Бурчевичам нечего было делать на землях Кончака. Они здесь были пришельцами. Чужаками. Нарушителями обычаев и законов Степи. Преступниками.
Преступление же требовало наказания.
Грабя невинного, тем более лишая его жизни, ты совершаешь тяжкое преступление. Отбирая имущество и жизнь у преступника, ты всего лишь помогаешь вершить правосудие.
Дело-то выходило богоугодное!
И князь Святослав Рыльский взмахом руки послал своих дружинников на штурм жалкой преграды из сцепленных ветхих веж. Не ожидая подтверждения приказа от своего боярина и воеводы, вместе с рыльской дружиной на половецкий обоз обрушились черниговские ковуи.
Смерть смеялась.
Игра в кошки-мышки удалась на славу. Редки мгновения такого резкого перехода от надежды к отчаянию, от жажды жизни к обреченности, и смерть ценила каждый из пойманных ею всплесков эмоций с понятным восторгом знатока.
Стрелы ковуев не знали промаха, безошибочно находя себе жертвы. Беззащитные человеческие тела, не прикрытые кольчугами или пластинчатыми панцирями, с покорностью принимали в себя смертоносный металл и падали на войлок веж либо вытоптанную землю, содрогаясь в последних конвульсиях агонии. Древки стрел, глубоко ушедшие в застывшее месиво костей и мяса, недавно еще бывшее живыми людьми, торчали кверху уродливыми толстыми обрубками, напоминая насытившихся болотных пиявок.
Раб в Степи – обуза, а отпущенный на волю – предатель. Поэтому хладнокровное убийство детей и женщин дружинники и ковуи воспринимали как объяснимую необходимость. Воинская честь не умалялась этим поступком, более того, требовала именно такого поведения. Что дороже, если мы, благородные воины, соблаговолим, конечно, задуматься, – жизнь незнакомых нам чужаков или опасность, которой может подвергнуться, если поддадимся неверно понятой жалости, собственная дружина?
Воинская честь – существовала ли ты где-либо, кроме рыцарских романов?!
Тем временем азарт боя сменился разочарованием. Видно было любому, кто хоть раз был в Половецком поле, – добыча попалась куцая. Вытертый войлок и латаные борта телег говорили от имени убитых хозяев, обвиняя с немой, но явной укоризной. Стоило ли ради этого проливать столько крови?
– Бродники на падаль не кидаются, – раздался в наступившей тишине голос Ольстина Олексича. Рассудительный такой. Разумный.
Хлипкие повозки безжалостно переворачивались на бока, хрустели деревянные каркасы веж, лопались окованные давно проржавелым железом большие колеса. Жалкий скарб небогатого племени стыдливо высыпался под лучи насмешливо ухмылявшегося сверху солнца.