Миронег, ожидавший неминуемой смерти, смог только отрицательно покачать головой.
– А жаль, – искренне огорчилось существо. – Ужасная изжога, знаете ли… Уже четвертый день мучает, сил больше нет! Кстати, возможно, присоветуете что, а то в нашей дыре и словом перемолвиться не с кем.
– Как бы мой совет не навредил вместо помощи, – засомневался опешивший лекарь. – Сожалею, но собак, – Миронег бросил осторожный взгляд на ужасные челюсти, не щелкнули бы, – лечить не пробовал… Да и, – добавил он неуверенно, – птиц тоже.
– Жаль, – совершенно убитым голосом проговорило существо. – Что ж, видимо, умру я скоро, и никто не явится, чтобы оплакать последнего Дива на земле!..
Последние слова Див договаривал уже на взвизге, ожесточенно хлопая при этом перепончатыми серыми крыльями. Взвизг оборвался неожиданно разразившимся ливнем слез, угрожающе превращавшимся в весеннее половодье. Зверь прикрыл крыльями, как руками, глаза и рыдал, содрогаясь всем телом и всхлипывая, как малое дитя в объятиях матери.
– А братья-то, – захлебывался Див слезами, – братья-то! Службу выше родства ставят; в гости не зазвать, самому без приглашения не приехать… А горды все, словно не звери при богах, а сами – боги, представляете?! Один, не поверите, клички собственной, родителями пролаянной, стесняется, так и живет безымянный. Пес Бога, вот стыдоба-то!
Ковшиком подложив под нижнюю челюсть концы крыльев, Див опустил морду к земле. Миронег, повинуясь внезапному порыву, сошел с коня и, подойдя вплотную, положил ладонь в кожаной перчатке правее и ниже печально опущенного уха летучего пса. Выше все равно не достать. Шерсть у зверя была жесткая, но податливая, и лекарь стал перебирать ее пальцами. Див подался вперед, стараясь впитать побольше нежданной ласки. Всхлипы прекратились, но из полуприкрытых от удовольствия глаз продолжали выкатываться крупные, с лесное яблоко, слезинки.
– А Цербер-то? – продолжил жаловаться Див. – Как стал трехголовым, так, кажется, ума не приобрел, наоборот, последний растерял… Залетел тут к нему как-то, так он смотрит не на меня, а словно сквозь, будто я не из плоти и крови, а душа бестелесная, как прочие в его сумрачном Аиде. А одна из голов так и глядит прямо в глаза, и не моргает даже, словно век лишилась. Как человек смотрит, не ужасно ли?
Миронег был готов согласиться, что взгляд многих людей неприятен, но сказал иное:
– А знаете, – как быстро пристает мусор: не так давно услышал Дива, а фразу построил по-собачьи, с излишними «а», – кажется, я встречался с одним из ваших родственников…