Я увидел себя лавой, несущейся вниз по холму. Выплескивающейся из жерла вулкана; горящим потоком я навалился на заснеженную равнину, и снег ударил мне в лицо обжигающим паром.
Еще!
И равнина содрогнулась…
Еще!
И дерн сошел, обнажая человеческую кожу… Теплую… теплеющую…
И ее губы ответили; с первым человеческим ощущением мое тело вернулось, собралось, слепилось из потоков расплавленного камня, я почуял запах – запах дыма, и увидел красноватые отблески на стенах. А может быть, это перед моими собственными глазами заплясали огоньки.
Плащ и одеяла сползли с нее; кокон из многослойных тряпок лопнул, выпуская под теплые лучи костра совсем новое, незнакомое мне существо. В какой-то момент я испугался, что моя жена – не человек вовсе, а бабочка; Алана не разжимала рук, не отрывалась от моей груди, и я скорее пальцами, нежели глазами разглядел ее теплое, боязливое, оживающее тело, потому что она возвращалась к жизни, потому что, наверное, я был удачливый рыболов, я зацепил ее и теперь тяну – из небытия к огню, к дикому очагу, расположившемуся прямо посреди комнаты…
Наверное, в этот момент я окончательно перестал быть лавой и сделался собой. Мучительно сплетались язычки огня, сплетались, сливаясь друг с другом, образуя сложный узор, вытягиваясь к черному потолку и не умея дотянуться.
Ритуальный светильник, освещающий супружескую спальню в первую брачную ночь.
* * *
Утром дерево прогорело; на полу остался черный круг и груда углей. Стены и одеяла, наша одежда и волосы пропитались запахом дыма; мы лежали не разжимая рук.
– Что теперь будет? – спросила Алана шепотом.
– Мы живы, – отозвался я хрипло.
– Да… Но что теперь будет?
Скрипнула дверь.
Я ждал, что Танталь постареет. Что в темных волосах ее, возможно, обнаружится седина; в домике царил полумрак, и в первый момент мне показалось, что так оно и есть.
– Я же просила тебя – не ходи… – пробормотала Алана безнадежно.
В темноте послышался сдавленный смешок. Я испугался, что Танталь повредилась в рассудке, но она подошла и опустилась на скамейку у окна, угодив таким образом в единственное световое пятно, и, разглядев наконец ее лицо, я испытал острое облегчение.
– Мне не хватило десяти шагов, – медленно сказала Танталь. – Десять лет… это долго. Но я слышала его голос. Его НАСТОЯЩИЙ голос. Луар сказал…
Скрип-скрип.
Дверь отворилась; на пороге стояла темная груда. Мокрый ворс чудовищной шубы свалялся, слипся сосульками.
– Я рад, что у вас все в порядке, – бодро сказал Черно Да Скоро.
А потом потерял сознание и грянулся прямо у порога.