Но дни зимой короткие; смеркалось. Я вспомнил темное и холодное, без единого огонька, обиталище Черно Да Скоро и, стиснув зубы, отложил визит на завтра.
Тем более что книгу «О магах», написанную дедом моей жены, столь ценимую Чонотаксом книгу я так ни разу и не открывал.
Мы поужинали вдвоем с Аланой – в огромном зале, под вой ветра в камине, под сопение Итера (слуга Соллей Клов вот уже несколько дней как отбыл назад, сообщить хозяевам о нашем благополучном прибытии на место). Ужин прошел в молчании – тем более что Алана сидела на другом конце фамильного стола и докричаться до нее можно было разве что в рупор.
Она сидела, странно похожая на фамильный портрет моей прабабки, неожиданно взрослая в этот вечер, даже, пожалуй, красивая; она сидела, отрешенная и бледная, девочка, которую я принес в жертву собственным интересам, маленькая живая фишка…
И тогда, глядя на серьезное лицо своей юной супруги, я поклялся себе, начиная с завтрашнего дня, делать все ради ее удовольствия.
И начиная с сегодняшней ночи.
Я ее муж. Я сильный мужчина, а не какой-нибудь худосочный маг, передо мной сидит моя законная жена, и хватит нездорового воздержания – я хочу любить ее нежно и страстно…
Алана заметила, как изменился мой взгляд, и на ее бледных щеках проступила краска.
После ужина я галантно предложил ей руку. Путь в спальню был долог – через две галереи, по бесконечной винтовой лестнице, сперва Итер шел впереди, но потом я отпустил его и взял подсвечник сам.
Рука Аланы, опиравшаяся на мой локоть, дрожала.
И все-таки… Пес раздери, скажет ли мне кто-нибудь, что там происходило в нашей спальне в первую брачную ночь?!
– Алана, – спросил я, желая успокоить ее и развлечь, – а ты читала эту книгу?
Я не уточнял какую. Она и без того поняла, и рука ее сильнее сдавила мой локоть.
– Я не люблю. Эти маги… могучие, всемогущие… – В голосе ее скользнуло презрение. – Такие, разэдакие… Тогда почему на страже – один Луар?!
Мы подошли уже к приоткрытым дверям спальни. Внутри мерцал огонь – служанка, нанятая специально для Аланы, по такому случаю расстаралась.
– Твой покойный брат? – спросил я механически.
Нет, я по праву горжусь своим умом и тактом. Но и на старуху бывает ой какая проруха – голова моя и все прочее заняты были другим. Настолько другим, что и оплошность свою я осознал тогда только, когда рука Аланы, сделавшись холодной, как уж, соскользнула с моего локтя.
У нее были огромные круглые глаза. В глазах отражались свечи.
– Он… не покойный. Он…
– Прости, пожалуйста, – сказал я быстро. – Я оговорился. Я не то хотел сказать…