Вот Сарданапал танцует со строгой и суровой Медузией. Вот хохочет Великая Зуби, требуя у Готфрида Бульонского не пыхтеть, а вот Поклеп перевозит с места на место бочку с русалкой, к которой не так давно по просьбе Милюли домовые приделали колеса. В общем, все развлекаются как могут, и даже громадный Тарарах притопывает в одиночку, помахивая копченой бараньей ногой, в которую время от времени впивается здоровенными зубами. И весь счастливый вид питекантропа говорит, что танцы желудка ничем не хуже парных. К тому же с хорошо прожаренным бифштексом поладить проще, чем со своенравной девицей.
А вот проносится ловкий и быстрый Ягун с Катей Лотковой. Отличная пара, и танцуют оба хорошо. Правда, на лице у Ягуна легкая фоновая задумчивость. Должно быть, он не уверен, погасил ли огонь под котлом, в котором кипит олово с добавленной селитрой и перхотью барабашек, и теперь сомневается, ни рванет ли на радостях весь Тибидохс. Но это уже второстепенные детали, которые не должны затенять главного. А главное сейчас для Ягуна – Лоткова.
– Эх, Катька, не повезло тебе со мной! – вздохнул Ягун.
– Почему?
– Склероз прежде меня родился… Через какое-то время ему надоело торчать в одиночестве, и он решил напомнить мне, что и мне пора рождаться, но забыл… На то он и склероз! – сказал играющий комментатор.
– Что-то я не понимаю, о чем ты, – озабоченно заметила Катя.
– Не волнуйся, я тоже не понимаю. Понимание всегда приходит последним, а уходит первым… Но разве это так важно? – разглагольствовал Ягун.
Проскользнув к лестнице, Таня нырнула за ногу ближайшего атланта. Здесь, уверенная, что ее никто не видит, она откинула со лба волосы и попыталась разобраться в своих чувствах. Локон Афродиты холодным жаром полыхал у нее в ладони. Разжав пальцы, Таня увидела, что он сияет так, словно она зачерпнула ладонью жидкое солнце.
Атлант, встревоженный жаром артефакта, стал переминаться с ноги на ногу. Таня поняла, что нужно уходить, пока ее случайно не раздавили. Золотистое сияние, которое отбрасывал локон, вело ее по лестнице наверх.
Примерно догадываясь, кто может оказаться там, наверху, но в то же время внутренне разрешая себе обманываться, Таня начала подниматься по лестнице так быстро, как позволяла ей высота ступеней.
Локон полыхал все ярче, настойчивее. Неведомый голос звал, манил. Музыка из Зала Двух Стихий доносилась едва-едва. Все размывалось тишиной, мелодия терялась. Звуки мягкими волнами накатывали и выплескивались на лестницу.
Таня поднималась по бесконечным ступеням, и вокруг ничего не было уже, кроме белых мраморных ног атлантов, которые выхватывал из темноты сияющий локон.