Несколько раз ударив ногой люк, Ванька понял, что он заперт снаружи, и вышиб искрой. Он был так разозлен, что искра неожиданно получилась двойной, и люк вылетел с грохотом. Пространство вокруг Ваньки заволокло дымом.
Выбежав на крышу, Ванька осмотрелся. Дым уже почти рассеялся. Бейбарсов легко, точно кот, соскочил с шара и остановился рядом с Валялкиным.
– Что тебе здесь надо? – поинтересовался он.
– Где Таня? – крикнул Ванька, косясь на зависший в воздухе столик с фруктами.
– Это я у тебя хотел бы спросить! Кто тебя вообще сюда звал, убогий? – с холодным раздражением спросил Глеб.
Он щелкнул пальцами, и фрукты на столе обратились в пепел.
– Оставь Таню в покое, некромаг. Не знаю, зачем ты вертишься вокруг нее, но явно не затем, чтобы сделать ее счастливой! – вскипел Ванька.
– Что ты понимаешь, ловец гарпий? Уйди, жалкий маг-маечник, не вставай у меня на пути! Ты не знаешь, кто подарил ее мне и как ничтожен ты рядом с ней! – устало сказал Бейбарсов.
– Что-что? Я не ослышался? Тебе подарили Таню? – не поверил Ванька.
– Точно. Ты все услышал правильно. Рад, что серные пробки в твоих ушах пропустили мои слова! – похвалил Бейбарсов.
– Прекрасно. Рад за тебя! Разреши принести тебе мои поздравления!
– Разрешаю! Можешь приносить! – великодушно сказал Глеб.
Ванька Валялкин улыбнулся мягко и рассеянно. Потом сделал полшага вперед, размахнулся и врезал Бейбарсову в челюсть.
Глава 8
МЕРТВЕЕ МЕРТВЫХ, ЖИВЕЕ ЖИВЫХ
Остаток ночи прошел смазанно. Таня была вместе со всеми, в Зале Двух Стихий, где гремела музыка, столы ломились от яств и среди танцующих, бряцая шпорами, кружились поручик Ржевский с Недолеченной Дамой. По случаю праздника в спине у призрака кроме дюжины ножей торчали еще пожарный лом и два томагавка. Кроме того, через каждые пять минут у Ржевского от восторга срывало крышу, которая носилась по залу отдельно от счастливой пары.
– Ах, мне так хорошо! Так легко, так свободно! Подержите кто-нибудь мой аппендикс, чтобы я могла всецело отдаться гармонии! – восклицала Дама.
Часа в три ночи, толкая перед собой бочку с Милюлей, которая скандалила и требовала продолжения праздника, из зала важно удалился Поклеп Поклепыч, обрызганный водой с головы до ног.
– Наконец-то! И наломал же Поклеп дров! Наливать русалке шампанское – это ни в какие ворота не лезет! У нежити и без алкоголя с головой неважно! – сказала Великая Зуби.
– Одно уточнение, милая! Поклеп тут ни при чем. Он не смог отобрать у нее бутылку, – восстанавливая справедливость, заявил Готфрид Бульонский.
Таня не искала ни Ваньку, ни Ягуна, ни кого-либо из знакомых. Она села в дальний угол, где, оттесненные с шумной площадки, сонно прохаживались сияющие жар-птицы, и просидела там до утра. Сложно сказать, о чем она думала. Ей казалось, все ее чувства прокручены в мясорубке и так перемешаны, что невозможно в них разобраться.