— Как это… переход? — растерянно проговорил Линьков. — Это ведь невозможно! Он мне сам говорил!
— Было невозможно, — почти будничным, деловым тоном ответил Шелест, — до вчерашнего дня. А тут вот, — он положил тяжелую короткопалую руку на чертеж, — содержится идея нового принципа… качественно нового принципа… Если хотите — открытия. Так что теперь положение существенно изменилось.
— Вы хотите сказать, — запинаясь, проговорил Линьков, — что он действительно…
Шелест кивнул, задумчиво, почти угрюмо глядя на чертеж.
— Именно это я хочу сказать, — пробормотал он. — Хотя и не могу в это поверить! Психика не срабатывает… — Он замолчал, смущенно усмехаясь и покачивая Толовой.
Линьков ошеломленно смотрел то на Шелеста, то на чертеж, то на хронокамеру. Борис Стружков, с которым он еще вчера говорил, отправился в прошлое? Прямо отсюда… вошел в хронокамеру, как в такси, и поехал? Поэтому и подставка такая большая, наверное. Хотя нет, подставка ведь не имеет отношения к делу, раз она здесь осталась? А Борис Стружков исчез… постепенно растаял, как тают брусочки в светящемся поле, — и вернулся в двадцатое мая… Но ведь нет сейчас никакого двадцатого мая, оно прошло, исчезло, сейчас двадцать четвертое, а двадцатое… вернуться в двадцатое — да это же невозможно! Существует только «сейчас». И эта лаборатория — сейчас, и я — сейчас, а «вчера» безвозвратно осталось позади! «Психика не срабатывает! — повторил он про себя слова Шелеста и усмехнулся. — Действительно: ни в какую не срабатывает психика, вопит во весь голос, сопротивляется! Нельзя в прошлое! Нельзя, чтобы Земля ходила вокруг Солнца — я своими глазами вижу, как Солнце крутится вокруг Земли!»
Шелест поглядел на него и опять усмехнулся.
— Тоже не можете свыкнуться? — сочувственно сказал он.
Линьков почему-то застеснялся и от смущения выпалил неожиданно для самого себя:
— Скажите… а вы уверены, что это… — он запнулся, но все же докончил, — ну, что это не мистификация?
Шелест неодобрительно покачал головой.
— Какая же мистификация? Вот ведь! — Он показал на чертеж. — Вы, конечно, не разбираетесь, но это — решение проблемы. Блестящее решение! Никогда бы я не поверил, что это можно сделать за один вечер! К тому же Стружков — экспериментатор. Если б это был теоретик — Левицкий, например… Да все равно и Левицкому пришлось бы повозиться… Нет, все верно, без обмана, чего уж! И мне бы радоваться, а я злюсь. Понимаете, от страха злюсь! Рано это, слишком рано, вот в чем беда!
— Вы имеете в виду — рано для науки? — неуверенно осведомился Линьков.