– Этот знак принадлежал Листяне Шатуну, – сказала дрогнувшим голосом Горелуха. – Очень многие люди пытались им завладеть, но в руки он дался только тебе… И если Ичал его тебе вернул, значит, все свершилось по воле бога. Твое слово, Искар, отныне будет отзвуком слова высшего. Вам с Ляной теперь предстоит найти дорогу, по которой пойдут урсы.
В голосе старухи была такая убежденность, что Искар даже слегка пригнулся под тяжестью, которую она взвалила на его плечи. Он в себе еще не успел разобраться, а от него уже требуют указать дорогу целому племени.
– Я ведь только человек и могу ошибиться, – покачал головой Искар. – А потом, кто мне скажет, что будет с душой моей матери, если ее сын станет Шатуном?
– Милица из рода Молчунов по доброй воле пошла за моим сыном, – твердо сказала старуха. – И богиня Макошь одобрила их союз.
– А у нас в сельце говорят по-иному.
– Люди часто заблуждаются, когда судят и прошлое, и настоящее, а то и по злобе или из выгоды пытаются его переиначить, – вздохнула Горелуха. – Но воля богов превыше людских наветов, и воля эта ясно выражена тем, что вы с Ляной сидите сейчас передо мной рука об руку и в сердцах ваших имена богини Макоши и Лесного бога. А Милица из рода Молчунов нашла дорогу в Страну Света, Искар, и дорога эта была прямой. Но если в твоем сердце сомнение, то взойди на Макошино ложе вместе с Ляной, и милость богини к вам будет подтверждением моих слов.
Горелуха не была ведуньей, и уверенность ее стоила немного. А Искару предстояло решить непростую задачу: мстить ли ему за смерть отца своего Лихаря или счесть его смерть карой богов за убийство Веско Молчуна и смерть Милицы. Многие люди тянули и толкали его в разные стороны, понуждая к действиям, выгодным для себя. Но эта их личная выгода могла обернуться разором и смертью для многих людей. А красно говорить умели все – и Драгутин, и Хабал, и ган Багун, и Рада, и даже Горелуха. Вот только была ли божья правда в их красивых словах и как много было той правды?
Боготур Торуса уехал домой, не дождавшись окончания Даджбоговых празднеств. Честь он князю Всеволоду оказал, долг боготурский выполнил, пора было вспомнить о долге мужа, ибо оставил он дома беременную жену, которая вот-вот должна была родить. А тут еще и сомнения замучили боготура. Если верить Садко, то кудесница Всемила, так и не открывшись ни Сновиду, ни Солоху, ни князю Всеволоду, все эти дни провела в купеческом доме, где остановился боярин Драгутин. Не открыла Всемила лица даже перед спасителями, которые, рискуя жизнью, отбили ее у наемных убийц. Мечника Садко прибежавший к шапочному разбору Божибор щедро наградил, но повелел молчать о случившемся. А второго защитника Всемилы опознать не удалось, хотя Садко утверждал, что это, скорее всего, был Шатуненок.