Первой мыслью Ицхака было бежать в Хазарию под крыло кагана Битюса. Однако, сумеет ли каган в нынешней ситуации сам себя защитить – большой вопрос. Одного пока не мог понять Ицхак: почему заговорщики решили начать именно с радимичской земли? Если на стороне Митуса большая часть ганов, то не проще ли нанести первый удар в Хазарии, устранив кагана? Правда, смерть Битюса еще не означает торжества Митуса, ибо булаву он может получить лишь решением Большого веча, а значит, ему понадобятся голоса не только степных ганов, но и городских князей. Если Русь откажется признать Митуса каганом и перестанет вносить плату за защиту, то хазарские старейшины отвернутся от самозванца. За Битюсом, что ни говори, обычай: каганами были его дед и отец, а Митус в глазах многих просто выскочка. Или силы, стоящие за Митусом, успехом посчитают не столько устранение Битюса, сколько кровавую усобицу на землях Хазарии и Руси, а там как бог даст? Утвердится Митус на месте кагана – хорошо, а если нет, то обескровленные усобицей Хазария и Русь станут легкой добычей лиц, мечтающих здесь утвердиться. У Ицхака были основания полагать, что боярин Драгутин предупредил, Битюса о готовящемся перевороте. Но то ли каган не поверил даджану, то ли просто не рискнул поднять руку на самого могущественного гана Хазарии, отлично понимая, что это приведет к кровавой распре с непредсказуемыми последствиями. Однако если Митус потерпит поражение в радимичской земле, то заговор можно будет считать захлебнувшимся. Хазарские ганы от него отшатнутся. В сложившихся обстоятельствах устранение Драгутина вряд ли пойдет на пользу Ицхаку Жучину, хазарскому купечеству и кагану Битюсу.
Ган Горазд не вошел, а ворвался в горницу, прервав своим бурным появлением размышления Ицхака.
– Может, расскажешь мне, Жучин, о чем ты договаривался с Молчунами?
– Какими еще молчунами? – не понял ганского гнева купец.
– С теми, что ушли у нас сейчас между пальцев. – Горазд в ярости стукнул кулаком по столу, да так удачно, что опрокинул кубок с вином себе на колени.
– Эти смерды назвались Брылями, – усмехнулся Ицхак на ганскую незадачу. – Еще и серебро с меня стребовали, целых две гривны. Якобы ты их, Горазд, подрядил следить за Шатуненком.
– Серебро дал? – спросил ган, успокаиваясь.
– Дал.
– Засчитай эти гривны себе в убытки, – хмыкнул Горазд, – я их тебе возмещать не собираюсь.
– Это Доброга Молчун, – пояснил стоящий у порога Брех. – Знатный был в молодые годы кулачный боец. Мне лет десять назад намял бока в бойцовском кругу. Осташу он доводится дядькой.