– Кудесница Всемила изменила свое отношение к Драгутину, – негромко поведал Скора недоумевающему боготуру, – a c нею вместе качнулись в сторону даджана и новгородцы. Князь Всеволод счел неразумным оставаться в одиночестве ввиду грозящей усобицы и возможного печенежского набега. В общем-то Рогволд легко отделался, как прозрачно намекнул берестянскому князю Скора, ибо Всеволод, чего доброго, мог заподозрить его в том, что он, сговорившись с врагами Великого князя, пытался внести разлад в союз трех самых могущественных славянских племен, и это перед лицом угрозы, все более явственно исходящей из Хазарии.
После зловещих откровений боготура Скоры Рогволд почел за благо убраться из стольного града, где обстановка складывалась для него крайне неблагоприятно, прихватив с собой и вполне оклемавшуюся Раду. На Раду он был страшно зол, но расправу над ней решил отложить до возвращения в Берестень.
Женщина лежала со связанными руками в возке, запряженном парой сытых коней, которыми правил Коряга, а Рогволд ехал рядом на гнедом жеребце, прикрываясь рукой от дувшего в лицо ветра. Путь до Берестеня предстоял неблизкий, а утро выдалось морозное.
– Не выгорело твое дело, Рада, у лжи короткие ноги.
– Ты же моим словам поверил, – презрительно бросила женщина. – Вообразил, что можно болью сломить волю жрицы Кибелы.
– Слышал, Коряга? – усмехнулся Рогволд. – Никудышный из тебя получается кат,[31] придется, видимо, другого человека подыскать для пыточных дел.
Коряга обиженно засопел и зло покосился на Раду. И у ката есть, оказывается, своя гордость. В грядущем старании Коряги Рогволд теперь не сомневался, но приходилось брать в расчет, что женка ему попалась твердая, как кремень. Не всякий мужчина способен сознательно и добровольно пойти на пытку, чтобы добиться своей цели. Большая сила ненависти была в этой женщине к человеку, которого она собиралась погубить. А задумка была хороша, настолько хороша, что Рогволд усомнился в авторстве Рады. Наверняка здесь не обошлось без человека, хорошо знающего Великого князя и хорошо осведомленного в его истинном отношении к боярину Драгутину. Проще говоря, не обошлось в этом деле без Борислава Сухорукого, который ловко использовал легковерие Рогволда. А гану Карочею Рогволд еще свернет при случае шею, вилявый скиф дорого заплатит за свою ложь. Хотя нельзя сказать, что князь Берестеня понес большие убытки по вине обманувших его людей. Да, болезнь Всеволода оказалась мнимой, да, великий стол по-прежнему далек от Рогволда, но ведь и годы его небольшие и сил в нем немерено. Все еще может обернуться в выгодную для Рогволда сторону.