Пендергаст тихонько обнял ее за талию, заглянул в глаза.
– Диогену нравится находить в человеке затаенные страхи. Тогда он наносит смертельный, хорошо рассчитанный удар. Он не раз доводил людей до самоубийства. Но за его словами ничего нет. Не обращайте на них внимания. Чтобы понять Диогена, надо уйти в темноту. Вы обязаны выйти из этой темноты, Виола. Вернитесь на свет. А это значит, что вы должны оставить меня.
– Нет, – пробормотала она.
– Возвращайтесь на ваш остров и забудьте обо мне. Если не ради себя, Виола, то ради меня.
Они смотрели друг другу в глаза. Затем поцеловались под нестерпимо ярким тюремным светом.
Через мгновение Пендергаст оторвался от ее губ и шагнул назад. Его обычно бледное лицо раскраснелось, глаза блестели.
– До свидания, Виола, – сказал он.
Виола словно приросла к полу. Прошла минута. Потом, сделав над собой невероятное усилие, она повернулась и медленно пошла к двери.
У дверей остановилась и, не оборачиваясь, тихо сказала:
– Я сделаю так, как вы говорите. Вернусь на свой остров. Скажу всем, что вы мне безразличны. Буду жить своей жизнью. А когда освободитесь, будете знать, где меня найти.
Она быстро постучала в окошко, дверь открылась, и она ушла.
Огонь в камине погас, оставив после себя кучку осыпающихся углей. В библиотеке стоял полумрак, и все, как всегда, погружено в молчание: покрытые сукном столы с аккуратно сложенными стопками книг; стеллажи все с теми же книгами; лампы с абажурами и кожаные кресла. За окном сверкал яркими красками зимний день, последний день января, но в Риверсайд 891 царила вечная ночь.
Констанция, подсунув под себя ноги, сидела в одном из кресел. На ней была черная юбка с белой кружевной оборкой. Она читала трактат восемнадцатого века о пользе кровопускания. Д'Агоста расположился неподалеку в кресле с подголовником. Возле него на серебряном подносе стояла банка с нетронутым «Будвайзером». Охлажденное пиво нагрелось при комнатной температуре, и под банкой натекла лужица.
Д'Агоста посмотрел на Констанцию, на ее безупречный профиль, на прямые каштановые волосы. В том, что она была красивой молодой женщиной, сомнения не было. Никто бы не поспорил и с тем, что она необычайно умна и начитанна для своего возраста, однако было в ней что-то странное, очень, очень странное. Арест Пендергаста не вызвал у нее никакой эмоциональной реакции. Никакой.
Д'Агоста знал по опыту, что отсутствие реакции часто является самой сильной и опасной реакцией, и это его беспокоило. Пендергаст предупредил его о чувствительности Констанции и намекнул о страшных событиях в ее прошлом. Д'Агоста и сам имел сомнения относительно душевной стабильности Констанции, и потому ее необъяснимое равнодушие его сильно тревожило. Приехал он сюда отчасти для того, чтобы присмотреть за ней в отсутствие Пендергаста, а отчасти потому, что ему некуда больше было ехать.