* * *
Дармел кричит.
Девочка испуганно поднимается из полусна в мир, за пределами ее понимания. Воздух пульсирует от ужаса и агонии там, где раньше был только воздух. Нечеловеческая боль накатывает на нее — откуда она исходит? Девочка смутно осознает, что мать выбежала в прихожую, испуганный ребенок следует за матерью.
Живой яд, введенный ее отцу много дней назад, активизировался. Яд пустил корни у него в груди, он мутирует, растет и питается плотью Дармела, пока не выходит на плече — черная коагулирующая паралитическая живая ткань. Если бы это проявилось на руке или на ноге, то отца можно было бы спасти — немедленной ампутацией, для чего у Суан имелся специальный кинжал. Но яд уже добрался до областей, слишком ценных для удаления. Дармел лиу Туконе бьется в агонии. Черная пена брызжет у него изо рта и ужас перехватывает дыхание. Черная масса пятнами покрывает пол у ног испуганной жены.
Ее девочка, что совсем недавно была просто ребенком, переживает боль отца так, словно это ее боль, его крики и агония пробуждают ее экстрасенсорные способности. Девочка умирает вместе с отцом, познавая безумие гибнущей плоти. В исступлении Дармел вырывает из тела больной кусок, как взбесившееся животное, которое хочет избавиться от частей тела, приносящих ему боль.
Кусок оторванного мяса попадает в Суан и пускает корни до того, как можно что-то сделать и извлечь его. Черная смертоносная гадость поглощает новую жизнь, быстро пожирает одежду и вторгается в тело Суан. Зная, какой конец ее ждет, и, имея в своем распоряжении лишь мгновение, пока кровавой пеной не заволокло сознание, Суан вонзает в себя кинжал, быстро, чтобы не успеть испугаться. Жуткий образ самоубийства разрывается в сознании девочки вместе со страхом и болью, которые испытывала мать в последние мгновения жизни.
Ребенок борется с желанием умереть и страданием, но это бесполезно. Но вот она находит ключ — ключ к тому, как закрыть сознание. Видение уходит, за ним исчезают звуки. Спокойная, благословенная тьма окутывает измученное сознание, оставляя только мысли в относительно безболезненной пустоте. Мысли… и память.
«Я видела его».
Ужасное, ужасное знание; какой ребенок может столкнуться с этим и не сойти с ума?
«Я видела его. Наемного убийцу. Хаша, помоги мне…»
Она помнит его таким, каким он был в тот день, азеанец, как все остальные… только другой . Они стоят в Музыкальном Зале, ждут конца антракта, она смотрит на него, пока он разговаривает с ее родителями. Слова у него лживые. Его одежда, золотистая кожа — лживые, и его азеанские глаза… Они должны быть черными, бархатисто-черными, глубокими, они скрывают ужасные тайны. Он смертоносен, но завораживает, хищник в человечьем облике, и когда он поворачивается посмотреть на нее, по ней ударяет полная сила его личности, и девочка содрогается. Как ей объяснить взрослым, что она видит? Кто поверит ребенку? Какой взрослый серьезно воспримет такую фантазию — а это определенно фантазия! — или поймет, что ее латентные экстрасенсорные способности, впервые проявившиеся сейчас, пронзили азеанскую наружность этого человека, различив под ней врага, вторгнувшегося на чужую территорию?