А еще она начала уставать. Хотя матушка Ветровоск одобряла ночной образ жизни, ведьма не жаловала расточительное использование свечей. Если после наступления сумерек ей нужно было что-нибудь почитать, она обычно уговаривала сову посидеть на спинке кресла и читала ее глазами. Так что Эск полагалось отправляться в постель на закате, который давно миновал.
У виднеющейся впереди двери был приветливый вид. Вместе с желтым светом оттуда выплескивались веселые звуки, лужицей разливаясь по булыжной мостовой. Усталая, но полная решимости, Эск — посох которой, словно демонический маяк, по-прежнему излучал рассеянную магию — направилась к заведению.
Хозяин “Шутки с Дудкой” считал себя светским человеком и в чем-то был прав. Он был слишком глуп, чтобы прослыть по-настоящему жестоким, и слишком ленив, чтобы быть действительно злобным. Хотя тело его побывало во многих местах, его сознание не сделало ни шагу за пределы родной головы.
Он не привык, чтобы к нему обращались палки. Особенно когда тоненьким, писклявым голосом они просили козьего молока.
Осознавая, что все посетители трактира смотрят на него с ухмылкой, он осторожно перегнулся через стойку и посмотрел вниз. Эск в ответ уставилась на него. Матушка всегда учила: сфокусируй свою силу, заставь человека опустить глаза, никто не может переглядеть ведьму, кроме коз, разумеется.
Хозяин, которого звали Скиллер, обнаружил, что смотрит прямо на маленькую девочку, которая вроде как презрительно щурится.
— Чего? — переспросил он.
— Молока, — повторила девочка, не переставая яростно фокусировать взгляд. — Его получают из коз. Знаешь?
Скиллер продавал только пиво, которое, как утверждали его клиенты, он варил из кошек. Ни одна уважающая себя коза не вынесла бы того запаха, который стоял в “Шутке с Дудкой”.
— У нас молока нет, — он пристально посмотрел на палку, и его брови заговорщически сошлись над носом.
— Ты мог бы и поискать, — возразила Эск.
Скиллер осторожно сполз обратно за стойку, отчасти затем, чтобы избежать взгляда девчонки, который заставлял его глаза сочувственно слезиться в ответ, а отчасти потому, что в его мозгу начало зреть чудовищное подозрение.
Даже посредственный трактирщик обычно настраивается в резонанс пиву, которое он продает, а в вибрациях, исходящих от огромных бочек за спиной Скиллера, больше не чувствовалось привкуса хмеля и пены. Бочки теперь звучали в каких-то молочных тонах.
Он на пробу отвернул кран и увидел, как в подставленном ведре сворачивается тонкая струйка молока.
Посох еще торчал из-за края стойки, словно перископ. Скиллер мог поклясться, что эта палка тоже смотрит на него.