* * *
Снова наступила зима, которая на этот раз выдалась суровой. Облака, точно большие толстые бараны, висели над Овцепикскими горами, заполняя лощины снегом и превращая леса в безмолвные мрачные пещеры. Перевалы завалило, и следующий караван ожидался только весной. Дурной Зад превратился в маленький островок тепла и света.
— Я беспокоюсь за матушку Ветровоск, — как-то раз за завтраком сказала мать Эскарины. — Что-то в последнее время ее не видать.
Кузнец мрачно посмотрел на жену поверх ложки с овсяной кашей.
— А я и не жалуюсь. У нее…
— Слишком длинный нос, — вставила Эск.
Родители уставились на девочку свирепыми взглядами.
— У тебя нет никаких оснований для подобных обвинений, — строго заявила мать.
— Но папа говорил, что она вечно сует свой…
— Эскарина!
— Но он…
— Я сказала…
— Да, но он действительно говорил, что у нее…
Кузнец дотянулся до дочери и шлепнул ее по попе. Шлепок вышел не очень сильным, но кузнец все равно пожалел о содеянном. Мальчишкам доставалось и от его ладони, и — когда они того заслуживали — от его ремня. Однако беда с дочерью заключалась не в обычном непослушании, а в досадной привычке продолжать спор, когда его давно следовало закончить. Это всегда приводило кузнеца в смятение.
Эскарина ударилась в слезы. Кузнец, злой и сконфуженный своим поведением, поднялся из-за стола и, громко топая, удалился в кузницу.
Оттуда донесся громкий треск, за которым последовал глухой удар.
Кузнеца нашли лежащим на полу без сознания. Впоследствии он утверждал, что ударился лбом о притолоку. Правда, роста он был невысокого и раньше без труда проходил в дверь… Во всяком случае, по его мнению, к смазанному пятну, мелькнувшему в самом темном углу кузницы, случившееся не имело никакого отношения.
Каким-то образом эти события наложили отпечаток на весь день, который стал днем битой посуды, днем, когда все мешались друг у друга под ногами и раздражались без причины. Мать Эскарины разбила кувшин, который принадлежал еще ее бабке, а на чердаке заплесневел целый ящик яблок. Горн в кузнице заупрямился и наотрез отказывался разгораться. Джаймс, старший сын, поскользнулся на раскатанном льду на дороге и вывихнул руку. Белая кошка или, возможно, кто-то из ее потомков — кошки вели свою собственную уединенную и сложную жизнь на сеновале рядом с кузницей — ни с того ни с сего залезла в дымоход и наотрез отказалась спускаться вниз. Даже небо, нависающее над деревней, стало похоже на старый матрац, а воздух, несмотря на свежевыпавший снег, казался каким-то спертым.
Истерзанные нервы, скука и дурное настроение заставляли атмосферу гудеть, словно перед грозой.