– Меня просили передать вам пару «ласковых» слов за воспитание дочери, причем, просил сам император. И мастер-наставник, которому теперь придется выдавливать из Рахи неуверенность в себе, вбитую вами. Считайте, что я передал вам их слова, а они многое сказали. Думаю, вы понимаете, что именно.
– А императору-то вашему что до Рахи? – изумился Раст.
– Ничего, просто он ее сегодня видел, когда мы в Элиандаре были. А его величество, по его же словам, трех дочерей вырастил. Так вот, он сказал, что за такое воспитание руки нужно с корнем выдирать. Извините уж за откровенность! Не понимаю! Она ведь ваша дочь, вы же к ней хуже, чем к собаке, относились! Разве так можно?
– Это она так думает? – нахмурился ткач. – Да, я ее не понимал и не понимаю. Но ведь неправда, что как к собаке! Хотел только, чтобы она не хуже других была, а она вон как восприняла…
Он обреченно махнул рукой, в глазах застыли слезы обиды.
– Грустно все это… – вздохнул Тинувиэль. – Девочке ведь порой только несколько ласковых слов от вас нужно было, а не постоянные нотации. По себе помню, насколько это больно и обидно – выкладываться до последнего, надеясь получить похвалу отца, а вместо этого… А! Не хочу вспоминать! Она же тепла и доброты в жизни не видела, неужели вы этого не понимаете? Она плакала, а «любимые» сестры над ней смеялись. Знаете, когда бьют подкованным сапогом в самую душу, это очень больно… И такого не прощают.
– Все мы, наверное, были в чем-то неправы… – Раст опустил голову.
Впервые в жизни пожилой орк задумался о том, что чувствовала девочка, которую с самого раннего детства только шпыняли, ставя в пример сестер. Она изо всех сил тянулась, с трепетом ждала хоть малейшей похвалы, но не получала ее. Только новые поучения. Вспомнилось почему-то, как Рахе впервые удалось выткать холст без грубых ошибок, и она принесла готовую работу отцу, с робкой надеждой глядя на него. А он, вместо похвалы, принялся выискивать мелкие погрешности и тыкать дочь в них носом. Сейчас ткач вспомнил, как помертвела в тот момент девочка, как погасла, так и не услышав ни одного доброго слова. Вот с того времени, похоже, она и замкнулась в своих фантазиях.
– Кстати, именно ей послезавтра на площади Камней будет вручен Кагалом жезл Памяти, как первому орку, ставшему после уважаемого Храта учеником горных мастеров, – добавил недобро скалящийся череп, сильно не любивший, когда кого-нибудь все время топтали и унижали, как бедную девушку в этой семейке.
Потрясенные взгляды отца, матери, сестер и соседей бальзамом пролились на душу Рахи. Когда отец неожиданно подошел и попросил прощения, девушка очень удивилась, но тут же простила родным все обиды и бросилась обниматься, уже не сдерживая слез радости. Начался веселый переполох. Соседи повытаскивали из домов столы, устроив импровизированный праздник. Как же, уроженец Волчьей улицы вышел в горные мастера и егеря, такое грех было не отметить.