Плуст перестал жевать и, наклонившись вперед, доверительно сообщил:
— Между прочим, консул предложил Тагуле в жены свою сестру…
— Непорочную Керту, — хмыкнул Крон. — Она же страшнее твоего карбского жеребца.
— Ошибаешься, сенатор, ошибаешься! — повысил голос Плуст. Он отрицательно помахал перед лицом лоснящейся ладонью. Глаза его так и блестели. — Тиксту!
«Вот это да! — присвистнул Крон. — При незамужней старшей сестре выдать замуж младшую? Плевал на приличия наш консул, когда из-под него выдергивают консульскую подушку!»
— Естественно, как предложение, так и согласие пока были неофициальными.
Крон взял спицу с нанизанными птичками и, держа ее, как шампур с шашлыком, стал аккуратно есть. Плуст же принялся наполнять очередной кубок, разливая вино по столику. Он хмелел просто на глазах.
«Это уж совсем некстати, — недовольно подумал Крон. — И откуда у них такая патологическая тяга к пьянству — даже застольный этикет предписывает выпить все, что стоит на столе, в знак уважения к хозяину и его дому. Впрочем, сам виноват. Если тебе нужен трезвый Плуст, то нечего ставить полный кувшин вина».
— До сих пор я считал Кикену если и не очень умным и дальновидным, то достаточно хитрым политиком, — проговорил он. — Но, организуя такую свадьбу, он может потерять лицо в Сенате. И я не уверен, что приобретение зятя-героя в лице Тагулы перевесит потери.
— Напрасно! — захохотал Плуст. — Не такой дурак наш консул. Увидишь, еще до официального предложения Керта станет жрицей в храме Алоны.
Крон промолчал.
«Ну вот, ты и узнал все, — подумал он. — Кикена не обманул твоих ожиданий. Приличия будут соблюдены, общественное мнение удовлетворено. И хотя за спиной Кикены начнут расползаться сплетни и слухи, это не помешает ему сохранить статус добропорядочного гражданина».
Тем временем Плуст охмелел. Заикаясь и постоянно хихикая, он начал рассказывать анекдот о бондаре, его жене и ее любовнике, выдававшем себя за покупателя. Анекдот был старый, заезженный, и Крона всякий раз, когда он слышал его, коробило, как марктвеновского янки — сразу же всплывал в памяти аналогичный анекдот, встречавшийся и у Боккаччио, и у Апулея. Интересно было бы проследить истоки возникновения анекдота здесь, в Пате, — случайное это совпадение или же кто-то из коммуникаторов блеснул остроумием древних?
Крон вытер руки о край простыни, хлопнул в ладоши и приказал рабыне подать одежды. Натянул на себя нижнюю холщовую рубаху, затем застегнул кожаный пояс с тяжелой литой пряжкой, продел в петлю короткий меч. Рабыня попыталась обуть его в сандалии, но он отмахнулся и сам завязал ремешки.