— Насчет сорок девятого я и сам знаю, — недовольно буркнул Гюнтер.
Диктор тем временем сообщил сводку погоды, номера наиболее свободных магистралей округа, перечислил удобные стоянки, бензоколонки, мотели. Среди названий мотелей «Охотничьего застолья» не было. Затем по радиомаяку снова пошла реклама, и Гюнтер раздраженно выключил его.
Наконец показался поворот на Таунд. Гюнтер бросил последний взгляд на горизонт, над которым уже три оранжевые точки вертолетов растаскивали на невидимых тросах какую-то бесформенную массу, и с облегчением свернул на пустынное шоссе, обсаженное ровненькими, одинаково подстриженными акациями. Почувствовав простор, компьютер «бьюика» нарастил скорость, и машина устремитесь к Таунду. Гюнтер разблокировал боковое стекло, и оно, мягко чмокнув из герметичного паза, опустилось. Автоматически отключился кондиционер, ветер ворвался в салон и вымел из машины ощущение осевшей здесь копоти желто-зеленого рефрижератора. За первым же поворотом карликовые акации исчезли, аграрный пейзаж по бокам дороги сменился перелесками, каменистыми оврагами, болотцами, шоссе запетляло, а его пустынность еще раз подтвердила, в какую глухомань Гюнтер направляется.
На часах было без пятнадцати шесть — на рандеву с клиентом он вроде бы успевал. Черт его знает, что за клиент! Кто — неизвестно, встреча точно по времени, с условными фразами, где-то на отшибе… Похоже, что о работе частного детектива клиент имеет представление только по книжечкам из «черной серии».
Еще совсем недавно — с тех пор, как его мягко «ушли» из политической полиции, и ему пришлось открыть частное сыскное бюро и срочно переквалифицироваться в рядового добропорядочного гражданина — Гюнтер никогда бы не взялся за столь смутное дело. Усвоив на горьком опыте, что честность, из-за которой его и вышибли из политической полиции, не принесет дивидентов в частном бизнесе, он не брался ни за какие криминальные, а, тем более, политические дела. Только частная жизнь: распутывание любовных интрижек, слежка за неверными мужьями и женами, защита великовозрастных чад от дурного влияния и тому подобные дрязги семейных клоак. Он настолько втянулся в размеренную, пустую, обыденную жизнь заурядного мещанина, что в последнее время стал даже ощущать удовлетворение от такого почти животного существования. И сам не заметил, как стал похож на своих клиентов и зажил их жизнью. Вначале Элис пыталась бороться с его перерождением, потом — просто терпела. Но, в конце концов, не выдержала и, забрав сына, ушла к какому-то художнику.