«Бедный маленький Буркхардт, — монотонно пропел громкоговоритель, и эхо загрохотало в огромной бездне, которая была всего лишь лабораторией. — Каким это должно было быть потрясением для вас, когда вы поняли, что живете в городе, построенном на столе!» Для крохотного и жалкого подобия живого человека, наделенного всеми чувствами и разумом Буркхардта, ловкий делец Дорчин представляется необозримой громадой, всемогущим колоссом, который волен сделать все, что ему заблагорассудится, как с самим Буркхардтом, так и с тысячами подобных ему человечков. И, хотя действия Дорчина мотивируются экспериментами рекламной компании, проверяющей на миниатюрных биороботах новые способы продвижения товаров к потребителям, аллегория этого рассказа приобретает в контексте куда более широкий смысл.
Иную интерпретацию той же темы дает Уильям Тэнн. Явившийся из будущего «хранитель ценза» не в состоянии отличить юриста Сэма Вебера от искусственного, построенного им двойника и вместо биомодели «разлагает» самого конструктора. (Сэм Вебер неосторожно воспользовался набором «Построй человека», который предназначался его однофамильцу из более поздней эпохи, но по чьи-то рассеянности попал не в тот «временной канал».) Итак, прототип погибает, не выдержав конкуренции с собственной биологической моделью.
Мотив вытеснения человека машиной, замены людей двойниками-роботами один из самых распространенных в современной зарубежной фантастике. Новые Франкенштейны рождаются на свет не с помощью черной магии или каких-то необъяснимых таинственных сил. Эти детища кибернетики словно иллюстрируют мысль Норберта Винера, настойчиво предостерегавшего от такой нежелательной возможности, когда высокоорганизованная машина сможет вырваться из-под власти ее творца.
В бесконечных вариациях темы «люди и роботы» нельзя не видеть гипертрофированного отражения вполне реальных противоречий, заложенных в самой действительности. Ведь это непреложный факт: прогресс механизации и автоматизации в буржуазном обществе неизбежно влечет за собой экономические бедствия, отрицательно сказывается на общем уровне культуры, приводит к снижению нравственных критериев и т. д.
В рассказе австралийского писателя Ли Гардинга «Поиски» автоматизация уже дошла до своей последней стадии. «Роботехника» настолько усовершенствовалась, что Джонстон ничуть не удивился бы, узнав, что добрая половина жителей города, как бы искусно они ни гримировались, в действительности являются роботами. И в таких условиях попытка найти что-нибудь настоящее, естественное, созданное природой, а не машинами, пусть то будет распустившийся цветок, поющая птица или простая травинка, становится н сбыточной мечтой. Но самое жуткое в синтетическом мире Джонстона заключается в том, что и сам он, искатель настоящего, оказывается роботом.