Ты ни в чем не виноват, повторял он себе, угомонись! Ты тут ни при чем, ты найдешь ублюдка, который сделал это с нами, и своими руками порвешь его на мелкие части. Сейчас ты должен думать, просто думать!..
Ваша задача – думать, говорил своим аспирантам Виктор Ильич Авербах.
Ты виноват, возражал Хохлов сам себе. Именно ты, потому что больше некого назначить виноватым! Ты пил виски, искал «вещественные доказательства», размышлял в духе Шерлока Холмса, а нужно было бежать и спасать Родионовну, которую в это время бил какой-то ублюдочный подонок! Он бил ее, связав леской – обрывки этой лески болтались в ванной! Он бил ее по лицу и в бок, и ей никто не помог!
«Митя, – говорила Хохлову Аринина бабушка Любовь Ильинична, – у меня на вас вся надежда. У моей внучки только и есть я и вы. На мою дочь и ее супруга надежды нет никакой!»
– Слышь, Родионовна, – сказал Хохлов грубо, подошел, присел и вытер ей слезы своим рукавом. – Ты не реви! Найду я его, гада этого! Приведу сюда и заставлю у тебя на глазах удавиться на этой самой леске. Ты ее на всякий случай пока не выбрасывай!
– Ты говоришь, как человек-паук, я вчера в кино видела, – провсхлипывала Родионовна.
– Я? Я точно человек-паук, к гадалке не ходи! – согласился Хохлов. – Давай вставай потихоньку, и поедем.
– Куда… поедем?
– Ко мне. А можно к Ольге. На твое усмотрение, Родионовна. У тебя богатый выбор ночлежек на сегодняшний вечер.
– Зачем… к тебе?
– Ты хочешь остаться здесь? – спросил Хохлов, раздражаясь. Она его нынче ужасно раздражала и злила – все от жалости и горячей ненависти к себе самому. – Валяй, оставайся. Только перед сном потренируйся еще носом звонить, неровен час наш приятель опять нагрянет и привяжет тебя к батарее шнуром от утюга!..
Родионовна, которая шмыгала носом и была похожа на удрученную сову, еще больше округлила глаза и уставилась на него:
– А ты думаешь, он может… вернуться?!
– А черт его знает! – заорал Хохлов. – Он меня в свои планы не посвящал! Давай, мать твою, поднимайся, и поедем, а?! Давай, давай! Где у тебя шуба или что там?..
– На вешалке, в прихожей.
Грозными шагами, от которых в серванте задрожала посуда, Хохлов прошел в прихожую, снял с вешалки то, что больше всего было похоже на шубу. И оказалось, снял не то.
– В этом я на помойку хожу, – сказала Родионовна и тяжело поднялась с дивана. В боку у нее сильно болело, и дышалось с трудом. Как она в таком виде завтра поедет на работу?! А ей перевод сдавать про фиалковые глаза! – Мить, – держась за стену, она стала медленно продвигаться к двери. – Ты когда-нибудь видел женщину с фиалковыми глазами?