Для нас, детей разных национальностей, учение стало просто продолжением все той же войны.
С той небольшой разницей, что во французской начальной школе Пекина не учились немцы, они ходили в восточногерманскую школу.
И мы уладили эту досадную неувязку гениальным и пугающим решением: в школе врагами объявлялись все без исключения.
А поскольку учебное заведение было небольшим, мы уничтожали друг друга с легкостью. Врага не нужно было искать, он был повсюду, до него можно было достать рукой, зубами, ногой, плевком, ногтем, головой, подножкой, мочой и блевотиной. Стоило лишь оглянуться по сторонам.
Эта школа была замечательна еще тем, что четверть учеников не понимали ни слова по-французски и даже не собирались его учить. Родители отправили их туда, потому что не знали, куда их девать, и потому что хотели отдохнуть в кругу взрослых и насладиться тихими радостями существующего режима.
Среди нас были перуанцы и еще какие-то марсиане, которых мы мутузили от души и чьи крики никто не мог понять. О французской школе у меня сохранились наилучшие воспоминания.
Для Елены это тоже была первая в жизни школа.
Я дрожала от страха. Я обожала этот вертеп, но мысль о том, что такое хрупкое создание попадет в столь опасное место, меня ужасала. Она же ненавидит насилие!
В любом случае я дала себе слово отлупить всякого или всякую, кто тронет ее хоть пальцем. Тогда уж, наверно, она обратит на меня внимание. Тем более что обидчик, скорее всего, сделает из меня отбивную, а Елена надо мной посмеется.
Но помощь не понадобилась.
Везде, куда ни ступала Елена, свершалось чудо. С первого учебного дня вокруг моей возлюбленной возникла аура мира, гармонии и галантности. Она могла спокойно пройти сквозь самую гущу боя, аура следовала за ней повсюду. Все инстинктивно расступались перед ней: никто бы не осмелился поднять руку на подобные красоту и величие.
В четыре часа она возвращалась в гетто такой же чистой и опрятной, как утром.
Казалось, воинственный дух, царивший в школе, не мешал ей, она его не замечала. По крайней мере, делала вид, что не замечает. На переменах она неторопливо расхаживала по двору с задумчивым выражением лица, наслаждаясь одиночеством.
Однажды случилось то, что и должно было случиться. Ее одиночество не могло длиться вечно.
Такая высокомерная красота, как у нее, держала других на почтительном расстоянии. Я никогда не думала, что какой-нибудь смельчак отважится приблизиться к ней. В любви я познала много страданий, но еще не испытала ревности.
И каково же было мое удивление, когда однажды утром я увидела, как какой-то жизнерадостный мальчишка что-то рассказывает маленькой итальянке.